Я осторожно дёрнула ручку и заглянула в проём. В маленькой, как кладовка, комнате с бетонными стенами и полом, в столбе солнечного света, ярким потоком струящегося из узкого окна под потолком, сидела на грязном полосатом матрасе, разложенном прямо на полу, светловолосая девушка. Она была полностью голая, а на её шее был ошейник с цепью, вбитой в стену.
Она подняла голову, и я сразу же узнала её. Это девушка, которую Али показывал мне на своём телефоне. Его Даша.
Ужас охватил меня, я захлопнула дверь и бросилась бежать оттуда, забрала бутылки из погреба отца и, подавляя дрожь, вернулась на кухню.
Мне доводилось слышать о том, что некоторые воруют девушек из России, везут на Кавказ, превращают в рабынь и затем продают, но увидеть это своими глазами – очень страшно. А ещё страшнее от осознания, что этим занимаются твои близкие, твои родные люди.
От страха я никому ничего не сказала. Я молча смотрела на Али, на Умара, на отца и не могла поверить, что они способны на такое. Отец долго и весело говорил тост за здоровье Абубакара, Умар и Али смеялись, а девушка, которую они похитили, в этот самый момент сидела там, в тёмной комнате, голая на грязном матрасе, прикованная цепью к стене, плачущая, зовущая на помощь, похожая на овцу, раздираемую волками.
Да, что-то во мне сломалось тогда окончательно. Я и раньше многое втайне подвергала сомнению – наши традиции, мировоззрение, религию, но теперь всё это вызывало во мне сдавленную ненависть. Меня душило жуткое отчаяние от того, что я родилась в Дагестане, а не где-нибудь в России, и мне придётся прожить здесь всю жизнь – в этом грубом, диком, злом мраке.
Зимой отец с матерью собирались в Москву навестить Умара и Али, и я попросилась поехать с ними. Просто хотя бы взглянуть на другую жизнь, увидеть эту свободу и вдохнуть её запах.
– Нечего тебе там делать, – отрезала мать.
Но отец хмуро согласился взять меня. Он всегда говорил наперекор матери, если она влезала в разговор вперёд него.
– Пусть съездит. После Нового года возвращается Усман, она замуж за него выйдет, и вся дурь из неё мигом выветрится. А пока пусть посмотрит на Москву – когда ещё такое увидит.
В Москве нас встретили дядя Сулейман и его дочь, моя ровесница, – дядя Сулейман был родным братом моей матери. Он уехал жить в Москву в начале 2000-х, и я свою двоюродную сестру никогда не видела. Она была без платка, в джинсах, накрашенная и приятно пахла свободой.
– А что если бы я выглядела, как Милана? Я бы тоже была такая же красивая, как она? – спросила я потом мать.
– Была бы похожа на русскую шлюху, – раздражённо ответила она.
– Разве Милана похожа на такую?
– Замолчи. Всё потому что её отец и мать совсем забыли Аллаха. В мусульманских семьях не позволяется так ходить. Выйдешь замуж за Усмана – он быстро вдолбит это в твою дурную голову.
Мать всегда повторяла то, что раньше сказал отец. Иногда казалось, что она вообще не имела своего мнения. Глядя на неё, последнее, чего мне хотелось, – это стать вот такой правильной мусульманской женой.
В Москве мы сначала погостили день у дяди Сулеймана, он жил на севере Москвы – в Отрадном. А затем ещё день провели у Умара и Али – на другом краю Москвы, в Чертаново. И пока мы ехали через всю Москву, из Отрадного в Чертаново, меня не покидала мысль, что я не хочу возвращаться домой. Что я просто умру, если вернусь, возненавижу себя на всю жизнь.
Не знаю, что на меня нашло и откуда во мне взялась такая упрямая решимость, но ночью, когда все спали, я потихоньку открыла дверь и ушла в никуда. С собой взяла паспорт и из бумажника отца украла наличные деньги – все, которые там были: сто двенадцать тысяч рублей и мелочь. Я понимала, что если меня поймают, то расплата будет жестокой, однако совесть меня не мучила: да, это плохо, но и деньги эти плохие. Возможно, столько или почти столько заплатил Абубакар отцу за ту девушку.
Ещё я знала, что действовать должна как можно быстрее: когда они проснутся, шансов скрыться или убежать у меня станет меньше. У отца очень большие возможности, и даже такой огромный город, как Москва, ему вряд ли помеха. А как только он заметит пропажу денег, вообще всех поднимет на уши. Я буду похожа на мышь, за которой охотится стая разъярённых котов, и эта стая сделает всё, чтобы меня найти.
Но у меня был план – этой же ночью выбраться из Москвы. А куда мне нужно ехать я уже не сомневалась. Когда забирала паспорт и деньги, то в сумке отца обнаружила и паспорт той девушки – посмотрела данные и место регистрации. С собой её паспорт не взяла – иначе сразу всё поймут.
На улице поймала такси, у таксиста спросила, с какого вокзала могу уехать по такому-то адресу. Он привёз меня на Ленинградский вокзал и даже объяснил, на какой электричке добираться.
Самое сложное было сидеть на вокзале и ждать. Первая из утренних электричка отправлялась в пятом часу, и я всю ночь просидела на вокзале, не заснув ни на секунду, боясь, что меня здесь найдут: ведь если обнаружилось моё исчезновение, то уже искали и прежде всего на вокзалах. Когда заходил кто-нибудь кавказской внешности или сотрудник полиции, я прятала лицо и замирала, как та самая мышь, за которой охотится стая разъярённых котов.
К счастью, мои страхи оказались напрасны, никто не явился по мою душу, только полицейские однажды косо поглядели на меня: я же выглядела, как те несчастные мусульманские девушки, что носят на себе бомбы. Но всё равно было страшно – вдруг они решили бы меня задержать просто так, ради какой-нибудь проверки, ради излишней бдительности или чего-то ещё.
Я немного успокоилась только когда села в электричку, а она, гремя полупустыми вагонами, стремительно покатила прочь из Москвы. И полчаса спустя у меня наконец-то возникло желание съесть гамбургер, купленный на вокзале. Это был самый вкусный завтрак за всю мою жизнь, потому что в его холодной, как то утро, мякоти был вкус невероятной свободы.
Вскоре я услышала нужное мне название и сошла на сонной, словно окутанной пеленой предрассветного тумана, станции маленького городка. Но её окутывал не туман, это шёл снег – настоящий русский снег, пушистый, на лице чуть-чуть колючий и щекочущий. И казалось, что тут холоднее, нежели в Москве, мороз пробирал сквозь мою тонкую для здешней зимы куртку так, как если бы на мне ничего не было.
На пустынной привокзальной площади стояли две машины такси. Я поспешила к ним. В первой машине таксист крепко спал, съёжившись и упав головой на заиндевевшее стекло дверцы. Вторая – вообще без водителя. Хоть замерзай. Я вернулась к первой и постучала в окно. Тишина. Постучала всей силой – уже от отчаяния. Тогда таксист проснулся и чуть опустил стекло.
– Чего? – недовольно буркнул он.
– Улица Декабристов, дом 10, квартира 12, – сказала я адрес, какой видела в паспорте девушки.
– Далёко, – его выцветшие глаза с белыми бровями оживились. – За пятьсот поедешь? Дешевше не повезу.
– Дам тысячу, если там подождёте и привезёте назад на этот вокзал, – ответила я торопливо, совсем замерзая от холода.
