– Что?! – Макс так и подскочил.
– То, что слышал. Родители Яра узнают своего сына, твоя мать – своего. Максима Емельянова и Ярослава Мукасея похоронят, Георгия Клюева объявят в розыск. А ты станешь совершенно другим человеком. И начнешь новую жизнь – без риска, что тебя арестуют.
– Но как я могу?.. – недоумевал Макс. – Меня же узнают!
– Ну, во-первых, именно поэтому ты и здесь. Это же клиника пластической хирургии.
– Вы хотите сказать, мне сделают тут такую операцию, что я стану неузнаваем?
Собеседник расхохотался:
– Парень, ты слишком увлекаешься Голливудом! Сбавь обороты, приятель, ничего такого не будет. Тебе всего лишь слегка поправят лицо. Выровняют твой сломанный нос, изменят форму ушей, от которой ты всю жизнь так страдаешь, может, добавят еще два-три штриха. Твое лицо останется при тебе, просто кое-что не будет совпадать с твоими приметами, если вдруг они когда-то кого-то заинтересуют.
– А потом? – Макс все еще ничего не понимал.
– А потом ты получишь документы на другую фамилию. Документы человека, который отправится на ПМЖ в далекую и процветающую страну Канаду. И будет там жить-поживать, регулярно получая от мамы деньги и изредка переписываясь с ней по электронной почте. Кроме мамы, как ты понимаешь, никто больше не должен знать о том, что ты жив. Как тебе такая перспектива?
– Перспектива супер, всю жизнь мечтал уехать за кордон! Но мне как-то стремно, – признался Макс.
– А в тюрьму отправиться не стремно? Срок-то будет большой. За групповое изнасилование, за доведение до самоубийства, за побег… В сумме набежит о-го-го.
– Дядя Влад, не надо меня пугать, – попросил Макс. – Я уже и так достаточно пуганный, честное слово…
План маминого хахаля полностью удался. Сначала ему сделали операции, довольно болезненные – не в сам момент, конечно, в это время он был под наркозом, а потом, когда начинался отходняк. Но результаты все оправдали. Когда с него наконец-то сняли бинты, Максим взглянул на себя в зеркало и обалдел. Вот это да! Нос ровный, прямой, как на картинке, уши, эти ненавистные лопухи, больше не оттопыриваются, а аккуратно и ровно прилегают к голове. К тому же ему несколько изменили разрез глаз, сделав что-то с веками, отчего глаза стали казаться больше и вообще выглядели совершенно иначе. А если добавить к этому, что перед операцией его обрили наголо и вместо привычных длинных волос голову теперь украшал ровный пятимиллиметровый ежик, то можно было признать, что Макс изменился до неузнаваемости.
Когда Максим вышел из больницы, зима уже перевалила за середину. Он в который уж раз за это время простился с мамой, теперь уже, похоже, надолго, если не навсегда. Незнакомый человек с незапоминающейся внешностью отвез его в Шереметьево и вручил конверт с деньгами и документами с его новой фотографией на имя Михаила Смирнова 1980 года рождения. В аэропорту Максим до последнего боялся, что что-то пойдет не так, что сотрудники догадаются о том, что документы у него фальшивые, вызовут милицию и арестуют его. Волнение его было явно заметно, потому что таможенники и впрямь заподозрили неладное, увели его в специальную комнату и там очень тщательно обыскали. Но, конечно же, ничего не нашли и, извинившись, отпустили.
– Что вы так волнуетесь, молодой человек? – спросили его напоследок.
– Я это… Летать очень боюсь… – с трудом выдавил из себя Макс.
Только в воздухе он почувствовал себя в относительной безопасности, а по прибытии в Канаду и вовсе возликовал, чуть ли не физически ощущая, какой груз свалился с души. Он был свободен!
Как Макс узнал позже, в Эдмонтоне жило несколько тысяч русских, но он не стремился сходиться с ними. Его знаний английского языка – спасибо спецшколе и педагогам, которых нанимала мама, – вполне хватало на то, чтобы не испытывать серьезных проблем в общении с местными жителями, но и с ними Максим тоже не очень-то контактировал. Он поселился в не слишком большой, но уютной квартире, состоящей из спальни, гостиной и кухни-столовой, и первое время вообще мало выходил из дома, разве что в супермаркет, в ближайшую забегаловку поесть или в банк, за деньгами. Его досуг заполнял компьютер: игры и Интернет. Позже он понемногу освоился, начал гулять в парке, посещал бары, клубы и спортзал, заводил интрижки с русско– или англоговорящими девчонками, но по-прежнему много времени проводил в Интернете.
Не то чтобы Макс страдал от тоски по родине, нет, ничего подобного не было. Но иногда хотелось пообщаться с кем-то по душам, а друзей в Канаде у него так и не появилось, только приятели, откровенничать с которыми он не стремился. Максим переписывался с мамой, но это было не в счет. Особенно первое время, когда они еще боялись разоблачения, писали кратко и, прежде чем отправить письмо, несколько раз его перечитывали – вдруг случайно пропустили что-то лишнее? Хоть дядя Влад и говорил, что бояться нечего и никто проверять почту Аллы не будет, они оба, и мать, и сын, все-таки чувствовали себя неуверенно и не решались быть в письмах полностью откровенными. Чтобы восполнить недостаток общения, Макс стал сидеть на русскоязычных форумах и чатах. Один из них вскоре стал его любимым, он предложил маме тоже зарегистрироваться там и общаться приватно – так оба чувствовали себя несколько свободнее (потом мать наконец-то установила себе «аську», освоила ее, и связываться с ней стало еще проще).
Именно в этом чате он и встретил ту, что вскоре стала его лучшим другом. Элиза (таков был ник девушки, на самом деле ее звали Ириной) тоже была русской, живущей за рубежом, – ее родители в начале перестройки эмигрировали в Австралию. «Где много диких кенгуру», – написала она, и эта вариация на тему цитаты из известного фильма стала у них чем-то вроде пароля, только им двоим понятной шутки: он часто спрашивал, как поживают дикие кенгуру, а она передавала ему от них привет.
«А почему Элиза?» – как-то поинтересовался Макс.
«Единственное, чему меня смогла выучить учительница по музыке, – это «К Элизе» Бетховена, – отвечала она. – Больше я ничего не умею играть. Но до сих пор люблю эту мелодию, она у меня даже на телефоне стоит вместо звонка».
Общаться с Элизой ему очень нравилось. У них было много общего, они, как правило, понимали друг друга с полуслова, часто даже было ощущение, что они давно знакомы. Макс очень многое рассказывал ей о себе – почти все, кроме того, что живет под чужим именем, и кроме тех событий, которые этому предшествовали. Элиза казалась чудесной девушкой, но у нее, судя по всему, были какие-то проблемы с внешностью. Она наотрез отказывалась общаться с ним по скайпу, утверждая сначала, что у нее нет веб-камеры. А когда Максим стал настаивать, призналась, что просто стесняется показываться ему, поэтому даже фотографию не присылает. Он почувствовал себя неловко и оставил ее в покое, удовлетворяясь лишь контактами в «аське».
Вскоре Макс понял, что ему надоела такая жизнь. Не жизнь в Канаде – тут ему очень даже нравилось, – а жизнь бездельника. Оказывается, это очень скучно – изо дня в день ничем не заниматься. Чтобы не взвыть от тоски, он накачал себе в Интернете учебников по компьютерной графике и стал осваивать сначала специальные программы – Adobe Photoshop, Adobe Illustrator, CorelDraw, InDesign, а потом всерьез заинтересовался веб-дизайном. Делал на пробу сайты, выкладывал картинки на форумах, чтобы его работу оценили, прислушивался к замечаниям и в конце концов уже достиг такого уровня мастерства, что стал получать оплачиваемые заказы. Сначала он зарабатывал на этом не так уж много, но все-таки это было хорошим подспорьем, никак не лишним дополнением к тем деньгам, которые Макс ежемесячно получал от матери. Тем более что после смерти деда (это произошло через семь лет после его отъезда) дела у матери шли все хуже и хуже, и размер «пособия» значительно сократился. Привыкнув жить, ни в чем себе не отказывая, Максим стал больше работать и активнее искать клиентов – и это положительно сказалось на его заработках.
