– Это сейчас так кажется, а летом и в ясную погоду Оболенка очень красивая. Фонтан, подстриженные кустики, клумбы…
– Не знаю…
Мы подъехали к главным воротам университетского городка, и я заметила, что на них опущен флаг с гербом Оболенского. Траур. Вот, что скрыл от меня Смирнов. Кто-то умер, и Дима боялся, что я сорвусь из Москвы и примчусь в Оболенку, чем разрушу свою легенду.
– Лер, а у вас заведено встречать гостей похоронным маршем?
– Что?
– Прислушайся.
Лариса выключила магнитолу и приоткрыла окошко. Теперь я смогла различить похоронную музыку. Она доносилась со стороны кладбища, кого-то хоронили именно сейчас.
– Ларис, мне надо бежать!
– Сдурела? Прямо так? А вещи?
– Черт! Чемодан… Езжай прямо, – попросила я, и Лариса нажала на газ. – А теперь притормози. Останови у этого дома.
Лариса припарковалась у папиного особняка. Мы не могли нормально попрощаться, поэтому я только смогла ее поблагодарить за все, когда делала вид, что расплачиваюсь. Как только Лариска дала задний ход, я вбежала по ступенькам на крыльцо, оставила там чемодан, а сама помчалась на кладбище.
Многие студенты уже вернулись с каникул и сейчас медленно двигались в траурной процессии, которую возглавлял ректор. Преподаватели шли следом за Серовым, и я без труда узнала знакомую темную макушку. Дима не оборачивался, да и сейчас я не могла с ним разговаривать. В толпе студентов я отыскала Нилова и стала протискиваться к нему.
– Юр! Юра!
– Ланская? – удивился парень. – Ты успела? Тебе сказали?
– Сказали что? Я… я только с такси. Увидела спущенный флаг, услышала музыку…
– Лер… Идем.
Нилов взял меня под локоть и отвел в сторону к какому-то склепу. Он опустил руки мне на плечи, крепко их сжал и перевел дыхание.
– Лер, Сергей Петрович умер. Мне жаль. Я знаю, вы с ним были в хороших отношениях.
Его слова доносились до моего сознания, как в замедленной съемке. Сергей Петрович Вдовин, наш прославленный библиотекарь, умер. Еще один человек, который отдал жизнь за то, что слишком много знал об Оболенском университете.
50. Снова за дело
Начало и конец неразделимы, как змея, кусающая свой хвост. Конец каникул есть начало учебного семестра, конец праздности – начало работы, конец любви – начало равнодушия. Но есть один вечный вопрос, ответ на который никому доподлинно неизвестен. Началом чего является конец жизни? Мне было больно сознавать, что добродушного Сергея Петровича с нами больше не было. Я всем сердцем хотела верить, что для него, как и для моего папы, началась другая безмятежная жизнь.
После похорон все стали расходиться по домам и жилым корпусам, на вечер в столовой был запланирован ужин в память об усопшем библиотекаре, а пока предоставили время для личной скорби. По пути к дому отца меня нагнал Захар Нилов. Всю церемонию на кладбище он не сводил с меня взгляда, словно знал, где и как я на самом деле провела новогодние каникулы.
– Лера! Лера Ланская!
– Здравствуйте, Захар Артемович. Вы что-то хотели? – равнодушно поинтересовалась я.
– Как каникулы?
– Вас это интересует? Мне кажется, сейчас не лучший момент для светской беседы.
– Я уже говорил вам, Лера, что ваши отношения с научным руководителем вызывают у меня некоторые подозрения. И тут новогодние каникулы, вы оба уезжаете из Оболенки на все время…
– Захар Артемович, разве только я и Арсений Витальевич уезжали на праздники? Мне казалось, что разъехался практически весь Университет, – возразила я, стараясь не подать виду, что вопросы преподавателя меня волнуют.
– Да, но время вашего отсутствия поразительным образом совпало, – продолжил Нилов.
– Правда? Насколько я помню, Арсений Витальевич уехал раньше меня…
– На день. На день раньше уехал, на день раньше вернулся. Лера, я говорю это как друг вашего отца, не переходите черту с Романовым. Поверьте, я об этом узнаю.
– Вам нечем больше заняться, кроме как следить за мной?! – вспылила я.
– О, поверь, мне есть чем заняться, но, к сожалению, вынужден тратить время на тебя и Романова, – резко переходя на «ты», прошипел он.
– Так не тратьте! Я уже говорила, что у меня нет никаких отношений с Арсением Витальевичем, кроме деловых!
– Лера, – Нилов приблизился ко мне так, что между нашими лицами оставалась какая-то пара сантиметров, – ты горько пожалеешь, если у тебя с Романовым что-то есть!
– В данный момент, Захар Артемович, скорее можно предположить, что роман у меня с вами: преследуете меня, говорите на таком непозволительно близком расстоянии…
Мои слова подействовали. Нилов отшагнул от меня, как от прокаженной, и, кинув на прощанье «я предупредил», размашистым шагом направился в сторону учебного корпуса. Только когда он отошел достаточно далеко, я смогла перевести дыхание. Мне хотелось тут же побежать к Диме и все ему рассказать, но сейчас это было бы глобальной ошибкой. Кончилось беззаботное время каникул. Снова вокруг нас была опасность. Добро пожаловать в Оболенский университет!
До ужина я решила пересидеть в папином коттедже. Дима пока не объявлялся. Он не звонил и не писал, в его доме не горел свет. Я разрывалась от желания позвонить ему и понимания, что лучше этого не делать. Только за полчаса до ужина от Смирнова пришло сообщение:
Оставайся на ночь в доме отца. На ужине ко мне не подходи. Приду через подземелье в полночь. До этого позвоню.
Видимо, этот опасный путь оставался для нас единственным, не вызывающим подозрений. Значит, не только со мной успел побеседовать Захар, раз Дима решился на такие меры. Я проверила ключ от двери в подземелье и, удостоверившись, что он у меня, отправилась на поминальный ужин.
Университетская столовая была оформлена траурной атрибутикой. Рядом с преподавательским столом установили постамент с портретом Сергея Петровича, а на место, где он обычно сидел, положили венок из белых лилий. Это выглядело так пугающе, словно нас пригласили отужинать с покойником.
Из-за стола поднялся ректор, поприветствовал нас и начал скорбную речь. Потом он предоставил слово преподавателям, и каждый должен был высказаться о Сергее Петровиче. Я с ужасом ждала, когда очередь дойдет до Димы. Весь этот спектакль ему тоже пришелся не по вкусу. Как бы стойко он ни держался, по его бледному лицу и беглым взглядам на место библиотекаря я поняла, как ему неуютно. Но тут неожиданно Серов обратился ко мне.
– Валерия Ланская, вы не хотите высказаться о нашем несчастном Сергее Петровиче? Я знаю, что вы были дружны с ним. Думаю, ему было бы приятно услышать от вас пару добрых слов.
Говорить мне совершенно не хотелось. Я чувствовала тоску по доброму старичку, мне было больно, что его с нами больше нет, и испытывала ужас при мысли, что с несчастным просто-напросто расправились. Но все эти переживания были моими, и я не хотела ими делиться. Тем более, делиться с его убийцами.
