Решающая битва в моей войне приближалась, и я готовилась к ней с должной ответственностью. За пять дней, оставшихся до моего посвящения, нужно было сделать многое. Чтобы получить разрешение на штурм Оболенки, Дима обязан был представить руководству неоспоримые доказательства преступлений высших кругов Университета, каких пока не было. Эта задача лежала целиком и полностью на мне. Использование микрофонов и скрытых камер было незаконным, но майору Смирнову удалось заручиться поддержкой некоторых влиятельных лиц, которые дали разрешение на подобные приемы. Пользуясь своим положением почти члена Калокагатии, я спустилась в подземелье и прошла в лабораторию. Доктор Шеллар, не ожидая такого гостя, сначала просто опешил, но потом вдруг решил меня выгнать. Напрасно.
– Разве я не могу быть здесь? – вздернув бровь, как героиня фильма-боевика, роковая красотка девяностых, вопросила я и, теребя кулончик на шее, прошла мимо Университетского врача.
– Ланская, мне уже пожаловались на твою строптивость, но я не мог поверить, что ты…
– Вы!
– Что?!
– Я не мог поверить, что вы… Соблюдайте субординацию, Михаил Романович! – отчеканила я.
– Нахалка! – процедил он, но я прекрасно расслышала и недовольно прищурилась. – Так что вам здесь надо?
– Собственно, ничего. Хотела убедиться, что вы еще не до конца обезумели и не стали причинять вред детям!
– Погеройствовать решила?
– На «вы», Михаил Романович! – от моих слов доктор недовольно скривился. – Хочу, чтобы вы знали, что когда меня посвятят в Калокогатию, я первым делом поговорю с Верховным!
– Вот как? И о чем же?
– О том, что вы специально перевезли детей-сирот в Оболенку, чтобы использовать их органы! Вы самые настоящие мясники!
– И думаешь… думаете, Верховному есть дело до этих детей? Их привезли сюда, чтобы, как говорится, все необходимое было под рукой. Да, мы используем их органы, но эти дети все равно нездоровы!
– Но если вы можете создавать органы синтетически, для чего калечить детей?
– Нам нужны реальные образцы, полученные естественным путем. Но мы уже сократили количество натуральных органов.
– Безумцы!
Я развернулась и поспешила выйти из лаборатории, тем более что успела прикрепить микрофон к одной из столешниц. Того, что наговорил Шеллар, и того, что сняла на камеру в кулоне, должно было хватить для доказательства темной деятельности оболенцев, но мне требовались еще доказательства и признания.
За несколько дней я успела еще раз побеседовать с Серовым и вынудила его сознаться во всех гнусных делах оболенцев. С Ремизовой я столкнулась в коридоре, к Селезневой и Рылеву подсела в столовой. После наших душевных разговоров у ФСБ на руках были все карты, чтобы впаять всей шайке пожизненные сроки.
Моя решимость вытеснила страх, а Димина поддержка, пусть и на расстоянии, придавала силы. Только в день моей инициации в душе закрались сомнения. Смогу ли я? Получится ли? Не раскроют ли? Я прекрасно понимала, что другого шанса не будет. Пан или пропал, как говорится!
***
10 часов 29 минут 13 секунд до выстрелов
С самого утра я не знала, чем себя занять. Во втором семестре нам ставили пары только три дня в неделю, остальное время предназначалось для работы над дипломом, и сегодня у меня был выходной. Чтобы не сидеть до вечера дома в четырех стенах, ожидая Серова, который должен отвести меня на церемонию посвящения, я решила пойти в бассейн. Мне повезло, и там никого не было. В последние дни я почти не общалась с однокурсниками, каждый раз, когда со мной заговаривали, приглашали вечером в кафетерий или на партию в преферанс, у меня в горле вставал ком. Казалось преступлением беззаботно проводить время, когда вокруг творится такое.
Прохладная вода помогала сосредоточиться на своих мыслях. Я раз за разом, наворачивая круги в бассейне, проговаривала про себя указания, которые накануне дал Дима: не спорить, не перечить, выполнять все, что говорят, ничего не пить, не есть, как можно скорее и безопаснее покинуть зал сразу, как только начнется штурм. Меня не посвятили в детали операции, но я знала, что уже сейчас группа захвата мобилизована. Когда за мной явится Серов, оцепление вокруг Оболенки будет ликвидировано, и сотрудники ФСБ под покровом ночи проникнут на территорию Университета. До этого времени со мной уже не будут выходить на связь.
Я схватилась за стальной поручень, подтянувшись, бодро вскарабкалась по лестнице и уселась на борт бассейна. Свет из больших окон играл на мелкой водной ряби, звучала легкая музыка из колонок под потолком, и слабый запах хлорки витал в воздухе. Как часто я приходила сюда вот так просто поплавать, поразмышлять об учебе и папе, найти вдохновение для диплома. Обычно помогало, и я уходила с легкой душой, но в этот раз все было по-другому. Появилось ощущение, что я здесь в последний раз, и нехорошее предчувствие, зародившееся еще утром, становилось тягостнее.
8 часов 43 минуты 3 секунды до выстрелов
Приняв душ и переодевшись, я пошла в кафетерий. Здесь тоже было немноголюдно: парочка студентов с первого курса за столиком в углу и третьекурсник у барной стойки. Заказав салат и кофе покрепче, я устроилась у окна и стала наблюдать за суетящимися на улице преподавателями. Они что-то бурно обсуждали, и я могла поспорить, что темой их дискуссий была предстоящая церемония. Как забавно, что все это происходило под носом у сотни студентов, которые не видели того, что творится в Университете на самом деле. Почему так вышло? Почему столько лет удавалось скрыть настоящую деятельность Оболенки? Движимые собственными амбициями и желанием выделиться среди других, мы часто не замечаем более важных вещей. Озабоченные семинарами и коллоквиумами, экзаменами и курсовыми студенты замечают лишь свои проблемы, ставя на первый план отметку, идущую в диплом. Порой стоит просто остановиться и посмотреть вокруг, возможно тогда нам откроется целый мир, которого мы не замечали раньше.
8 часов 15 минут 55 секунд до выстрелов
Перекусив в кафетерии и взяв с собой кусок куриного пирога на ужин, я пошла домой. В прихожей горел свет, я специально его не выключала, когда уходила, несмотря на то, что на улице было светло. Так создавалось ощущение, будто меня кто-то ждет, но на этот раз не только включенный торшер выдавал чье-то присутствие. На коврике у двери остались влажные следы от снега, а стопка журналов, сложенная на тумбочке, заметно похудела. Положив на полку коробку с пирогом, раздевшись и разувшись, я на цыпочках прошла в гостиную, но она была пуста. Тогда я как можно тише поднялась на второй этаж. Из моей спальни послышался какой-то шум. Я могла бы испугаться, но все нехорошее, что могло случиться, уже произошло, поэтому смело открыла дверь и вошла в комнату.
8 часов 10 минут 11 секунд до выстрелов
Дима жадно целовал меня. Не давая сказать ни слова, он стал раздевать меня прямо у входа в спальню. Кофта, брюки, лифчик – все оказалось на полу к моменту, как мы опустились на кровать. Страсть, отчаяние, любовь и страх слились воедино. Я чуть приподняла бедра, позволяя ему стянуть с меня трусики, и совсем не смутилась, когда он припал в откровенном поцелуе, пробуя меня на вкус. Я хотела отдать ему свое тело, сердце и душу и чувствовать, как он берет всю меня без остатка.
