– Но как я могу быть уверена, что вы из ФСБ? Я впервые вижу перед собой такое удостоверение и не могу быть уверена, что вы его не подделали. Я позвоню в ваше управление и выясню, правда ли вы там работаете, – я решила идти ва-банк, но псевдопрофессор не стушевался.
– Пожалуйста, – он махнул на телефон, – звони сколько влезет.
Номер ФСБ я нашла в Интернете, через добавочный я попала в нужный отдел, где почти сразу мне ответили. Приятная девушка на другом конце провода подтвердила номер удостоверения, фамилию, имя и личные данные Дмитрия.
– Ну, что? Убедилась? – Дмитрий забрал у меня телефонную трубку и положил на место.
– С каких это пор шантаж является методом работы в ФСБ? – ехидно спросила я, откинувшись на спинку кресла.
– Лер, давай будем называть это договором? – улыбнулся мой научрук.
– Хороший договор выходит…
– Я дам тебе время подумать, – серьезно сказал мужчина, – иди домой, а завтра в десять утра приходи. Скажешь, что решила. Если согласишься сотрудничать, начнем с подготовки к понедельничным лекциям.
Ничего не ответив, я встала из-за стола и направилась к выходу, радуясь, что Индюк меня отпустил. Во всяком случае у меня будет время обо всем подумать. Но как только я подошла к двери, Дмитрий нагнал меня и, схватив за руку, развернул к себе.
– Завтра в десять, – повторил он, в то время, как его лицо было так близко от моего, что я почувствовала его горячее дыхание.
Снова по телу прошел электрический ток, а голову затуманило отвратительное подобие влюбленности, но псевдопрофессор так сильно сжимал мою руку, что наваждение мигом пропало.
– Не вздумай кому-либо проболтаться. Поняла?
– Поняла-поняла, – ответила я, поморщившись.
– Умница, – ухмыльнулся Смирнов, разжимая стальную клешню, – уверен, ты примешь правильное решение.
У меня перехватило дыхание, а руки затряслись, но я собралась и гордо вышла из его дома. Голова разрывалась от огромного количества мыслей, но я никак не могла сосредоточиться на чем-то одном. Слишком много новостей, слишком много открытий. Я на автомате шла по улице, как заметила, что почти подошла к дому отца. А дальше… Дальше эмоции взяли верх над разумом.
Папа был в саду и сгребал в кучу опавшую листву. Он не сразу меня заметил, и я подошла к нему почти вплотную. Во мне смешались боль, обида, стыд, злость, и я ужаснулась дикому желанию влепить отцу пощечину.
– Папа, надо поговорить, – сжав руки в кулаки, отчеканила я.
– Лерочка? Напугала… Что-то случилось? – папа шагнул ко мне, но я обошла его и направилась в дом.
– Не на улице.
У отца в гостиной рядом с телевизором стояла тумбочка, в которой он хранил крепкий алкоголь. Я никогда не любила ничего подобного, но сейчас нуждалась в чем-то сорокаградусном. Папа настолько удивился, что ничего не сказал, когда я налила рюмку коньяка и мигом ее осушила.
– Ты давно спишь с Леной? – откашливаясь, спросила я.
– Кто тебе сказал? – отец изменился в лице, он медленно сел на диван и, шумно выдохнув, закрыл лицо руками.
– Так давно? – снова спросила я, но папа молчал, словно не слыша вопроса.
– Полгода, – неожиданно спокойно ответил отец, – но я люблю ее.
– Что? – я вскочила и отвернулась, не желая смотреть ему в лицо. – Ты себя слышишь? Да она же моя ровесница!
– Тебе ли, как философу, не знать, что возраст не главное.
– Тебя могут уволить из-за этого! Ты же знаешь, что в нашем Университете подобная связь запретна! – моя суровость уступала место слабости и обиде, а слезы уже катились по щекам.
– Никто не узнает, а через несколько месяцев Лена окончит Оболенку, – взволнованно сказал папа.
– Вот и встречайся с ней через несколько месяцев. Заодно проверишь ваши чувства.
– Лер, выслушай меня…
– Не собираюсь! – перебила я и повернулась. – Начни думать головой, а не тем, что у тебя в штанах!
– Ты не понимаешь, это не просто секс! – папа поднялся и шагнул ко мне, но я отпрянула, останавливая его жестом.
– Может быть, для тебя, а для нее? У нее к тебе тоже чувства или просто желание успешно написать и защитить диплом?
– Лена не такая! – рассердился отец, но все же взял себя в руки.
– А какая была бы твоя реакция, если бы я вдруг тебе сказала, что сплю с Арсением Романовым, к примеру?
– Это другое, – сквозь зубы процедил папа.
– Разве что разница в возрасте меньше, но так это как раз плюс. Он не годится мне в отцы, – парировала я.
– Тебе нужно доказательство наших чувств? – переспросил папа, глядя на меня с такой надеждой, что моя решимость поуменьшилась.
– Да, если докажешь, что это не просто кризис среднего возраста и амбиции твоей студентки, то я не буду против, – вздохнула я, сознавая, что если у моего отца и правда чувства и они взаимны, то не буду стоять на пути его счастья.
– Хорошо, Лерочка, я поговорю с Леной, – ласково проговорил папа, аккуратно обнимая меня, боясь, что оттолкну, но я не смогла, прижавшись к нему только сильнее, – мы расстанемся, пока она не окончит Оболенский Университет, но ты пообещай, что примешь ее потом.
– Если докажете, что у вас серьезно, – ответила я и выпуталась из папиных объятий, – а теперь извини, мне надо идти.
– Может, останешься?
– Нет. У меня болит голова, и я хочу побыть одна.
Разговор с отцом меня окончательно доконал. Я чувствовала, как нарастает мигрень, и единственным желанием было вернуться к себе, забраться под одеяло, свернувшись клубочком, как котенок, и уснуть, чтобы весь сегодняшний день оказался дурным сном.
Как странно устроен мир: мы всегда болезненно воспринимаем новости о новом романе родителя, даже если он давным-давно свободен. Я не исключение. Даже если папа влюблен в Королеву, а она в него, если мне придется принять их отношения, все равно в глубине души останется это мерзкое эгоистическое чувство, что папочка должен любить только маму. Всем нам хочется, чтобы родители были вместе, а те, кто занимают место одного из них, воспринимаются в штыки. Сейчас я не хотела встречаться с Леной, всеми фибрами души ненавидя эту девушку. Боясь столкнуться с ней у корпуса, я как можно скорее прошмыгнула к себе и заперлась в комнате.
Все та же узкая кровать, большое окно с розовыми занавесками, письменный стол, нагруженный книгами, учебниками и конспектами, кресло, накрытое вязанным пледом – моя комната ничуть не изменилась с утра, но теперь казалась мне чужой. Мой мир перевернулся за полдня, и я осталась одна. Во мне разрасталось мерзкое чувство, что я потеряла папу, что теперь он принадлежит другой. Он всегда хвалил Лену, радовался, когда она была рядом, с удовольствием работал над ее дипломом. Как же я была слепа, как же не видела, что это не увлеченность отца работой, это любовь к ней! На часах еще не было девяти, и я взяла снотворного, выпила двойную дозу и, забравшись под одеяло, уснула мертвецким сном, а в десять утра следующего дня уже переминалась с ноги на ногу под дверью Дмитрия Смирнова.
