***
Пришел ноябрь, и погода окончательно испортилась. Ударили морозы, больше похожие на декабрьские. Редкий снег укрыл газоны тонким белым одеялом, оставляя кое-где темно-коричневые проплешины сухой травы. Солнце окончательно покинуло Оболенку, скрывшись за тяжелыми тучами, напоминая о себе лишь тусклым дневным светом. Университет словно погружался в зимнюю спячку, студенты с головой ушли в учебу, профессора обреченно читали лекции.
Уныние было и в моей жизни. После злосчастного поцелуя Дима перестал мне даже улыбаться. Три раза в неделю я приходила готовить его к занятиям, но он больше не приглашал меня остаться на ужин, не шутил, не ругался на нудную философию. Мы окончательно стали чужими, и я начинала убеждаться, что на самом деле ошиблась на его счет, и он действительно ко мне равнодушен. Так прошел и ноябрь, ведя за собой зиму, которая и без календаря с радостью явилась.
Первый декабрьский день выпал на пятницу, и ничего не предвещало беды, пока в холле второго этажа меня не нагнал первокурсник с исторического. Мы не были знакомы с парнем, но он как-то сразу понял, что ему нужна я.
– Ты же Лера Ланская? – уточнил он.
– Да, а что такое?
– Серов просил тебя найти. У него какое-то дело к тебе.
Я не имела ни малейшего представления, что хотел от меня ректор. Парнишка тоже был не в курсе и, передав сообщение, поспешил на свои занятия. Предупредив Арину, что могу опоздать на пару, я направилась в кабинет Ивана Викторовича.
Ректор с серьезным лицом сидел за столом, раскладывая в две стопки какие-то бумаги, но когда увидел меня, расплылся в улыбке. Он жестом пригласил сесть в кресло напротив его стола, а сам, убрав документы в тумбочку, деловито водрузил на стол сомкнутые в замок руки.
– Валерия, рад тебя видеть.
– Мне передали, что вы хотите поговорить со мной? – начала я.
– Да, все верно, – ректор перевел дыхание и свел к переносице брови, предвещая серьезный разговор, – Лера, дело касается твоего будущего. Ты – прекрасная студентка. Одна из лучших в Оболенском. Думала ли ты о том, чем займешься после выпуска?
– Если честно, то нет, – призналась я. – Планировала стать научным сотрудником исследовательского института медиевистики, но не уверена до конца, что это именно то, чего хочу.
– Это, конечно, интересно, но все же ты способна на большее, – гордо заявил мужчина. – У меня есть к тебе предложение.
– Какое?
– Я предлагаю тебе место в преподавательском составе Оболенского Университета.
– Вы хотите, чтобы я обучала студентов? – растерялась я.
– Именно, – ответил Серов, откинувшись на спинку кресла, – со следующего года я бы хотел, чтобы ты читала историю средневековой мысли.
– Но эту дисциплину ведет Арсений Витальевич? – нахмурилась я, понимая, что не просто так получила предложение заменить в Оболенке Индюка. Неужели его раскрыли? Не может быть!
– Валерия, – ректор встал со стула и стал прохаживаться по кабинету, – все, о чем мы с тобой говорим, должно остаться между нами. Даже своему отцу пока ничего не говори, хорошо?
– Хорошо…
– Арсений Витальевич, конечно, замечательный специалист, но по ряду причин мы будем вынуждены отказаться от его услуг. Профессор Романов нам не подходит. А вот ты – другое дело. Ты тут родилась. Ты принадлежишь этому месту.
– Я не понимаю, – растерялась я, чувствуя какой-то подвох во всем этом. – Арсений Витальевич получил не менее престижное образование. Он учился у самого Эко.
– Дорогая, я же сказал, что нисколько не сомневаюсь в его профессионализме, но профессор Романов здесь чужой, а ты – своя!
Серов обошел кресло, в котором я сидела, и опустил руки мне на плечи, отчего по телу прошелся неприятный холодок. Было ощущение, что он не просто делает мне выгодное предложение, а ставит перед фактом, что моя судьба уже предрешена. Захотелось поскорее закончить этот разговор и уйти.
– Подумай над моим предложением, – он неприятно сжал мои плечи, а потом резко отпустил, чуть тряхнув меня, и вернулся на свое место.
– Хорошо, я подумаю, – отчеканила я, готовая согласиться на что угодно, только чтобы поскорее убраться.
– Уверен, ты примешь верное решение. А теперь, Лерочка, иди на занятия. Только помни: этот разговор должен остаться между нами.
Как только я вышла из кабинета ректора, чуть ли не бегом бросилась на кафедру философии. Единственное, о чем я могла думать – это Димина безопасность. Если его раскрыли, не только расследование пойдет прахом, но под угрозой окажется его жизнь! Все обиды и гордость мигом исчезли, оставляя только страх за любимого.
Я практически вломилась в аудиторию, даже не постучав. Дима сидел за своим столом, что-то читая в планшете. Он поднял на меня свой обычный равнодушный взгляд, но как только увидел мое лицо, нахмурился. Видимо, мой внешний вид говорил за себя.
– Лера, что случилось?!
– Ты нигде не мог себя выдать? – пытаясь отдышаться, вопросила я.
– Не думаю. У кого-то подозрения? – он встал из-за стола и подошел ко мне. Приобнимая за плечи, Смирнов провел меня в подсобку и усадил на стул. – Налью воды, на тебе лица нет. А ты пока рассказывай, что случилось.
– Меня только что вызывал к себе Серов. Он предложил мне твое место со следующего года, – выпалила я.
– Вот как? Что его во мне не устраивает? – Дима протянул мне стакан воды, и я жадно стала пить.
– В том-то и дело, что он не сказал, – со стуком поставив на стол пустой стакан, я посмотрела на Диму, он старался сохранять спокойствие, но беспокойство во взгляде его выдавало. – Серов заявил, что ты блестящий специалист, но ты – чужой для Оболенки, а я – своя. Мол, я тут родилась, я тут учусь…
– Так и сказал? – нахмурился Смирнов.
– Да, но только об этом никто не должен знать. Даже отцу запретил говорить. Серов взял с меня слово.
– Что ты ему ответила? Согласилась?
– Ничего. Сказала, что мне надо подумать. Дим, мне страшно, – честно призналась я и, поднявшись со стула, стала прохаживаться по подсобке.
– Не бойся, – он остановил меня и, взяв мое лицо в ладони, заставил посмотреть в глаза. – Я не дам тебя в обиду.
– Я боюсь за тебя! – выпалила я, и его хмурое лицо вдруг озарила улыбка. А я поняла, что готова душу продать, чтобы он хоть изредка вот так мне улыбался.
– Ты меня должна заменить со следующего года?
– Да.
– Тогда у меня есть еще несколько месяцев. Все будет хорошо. А теперь иди на занятия. Пара давно началась, – я кивнула и хотела уйти, но в дверях Дима меня окликнул.
– Что?
– Лер, спасибо!
Сидя на всеобщей истории, я размышляла о разговоре с ректором. Из головы никак не шли его слова, что я принадлежу Оболенке, что я здесь своя. Отчего-то стало так неприятно. Но тут я поняла одну важную вещь: все уважаемые профессора Университета, включая моего папу, – выпускники Оболенского! Но почему к нам так неохотно берут людей со стороны? «Странный Университет ты выбрала, Ланская» – вспомнила я Димины слова.
