К ночи метель разыгралась не на шутку. Дорога пропала в белой пелене, и мне стало не по себе оттого, что мы ехали практически наугад. Вдруг Дима съехал с главной трассы на небольшую проселочную дорогу и по ухабам поехал куда-то в глубь затерявшейся тут деревушки. Папина машина, хотя и была внедорожником, но слишком тяжело переезжала навалившиеся сугробы. Я крепко держалась за ручку над дверью машины, но все равно, как маятник, шаталась из стороны в сторону.
– Куда ты меня везешь? Что это за место? – всматриваясь в темные домики, спросила я.
– Мы не доберемся до Оболенки в такую погоду. Заночуем тут, – холодно ответил Смирнов, выруливая за поселок на узкую, едва освещенную улицу.
– В смысле тут заночуем? В машине, или ты собираешься просить ночлега у местных? – съязвила я, на что получила недовольный Димин взгляд. Но хоть так он посмотрел на меня.
– Едем на базу. Здесь есть дом, принадлежащий управлению.
Мы подъехали к небольшому бревенчатому домику – самому типичному для русских деревень с резными наличниками, большой печной трубой и покосившейся скамейкой под окнами. Никогда бы не подумала, что наше прославленное ФСБ может владеть такой халупой. Но мое мнение изменилось, как только я увидела, что Дима поддел кожзамовую обивку двери, а за ней показался кодовый замок. Несколько цифр, и старая с виду дверь открылась сама.
– Автоматика? – удивилась я.
– Входи, – усмехнулся Смирнов.
Я не осмелилась ступить первой, поэтому сначала зашел Дима и щелкнул выключателем. Тяжело вздохнув, я вошла в дом. Внутри избы была всего одна комната, она же кухня, столовая, гостиная и спальня. Хотя нет, спальни тут не было. Только раскладушка со сложенным постельным бельем. Всю мебель, то есть стол, кожаный диван, три стула и кухонный гарнитур, покрывал толстый слой пыли, кричащий о том, как давно тут никого не было. В доме было до невозможности холодно, поэтому первым делом Смирнов включил отопление.
– Я не предлагаю тебе одеяло, потому что оно холодное. Только сильнее замерзнешь, – сказал Индюк своим обычным, не загробно-суровым голосом, и мне стало как-то свободнее в его присутствии.
– Мне не холодно. Пока, – тихо ответила я.
– Хорошо. Я посмотрю, чем можем перекусить.
Он направился в кухонную зону и стал осматривать шкафчики в поисках провизии. А я решила воспользоваться временной Диминой благосклонностью и снова заговорила про папу:
– Дим, ты не расскажешь в Оболенке про отца и Лену, правда? Не станешь им вредить?
– Лер, у нас был уговор. Ты его нарушила, – отрезал он и сменил тему: – В холодильнике есть заморозка. Я сделаю ужин. Санузел за тобой.
– Надолго мы тут?
– Завтра буран прекратится, и мы уедем.
Какое-то время мы не разговаривали. Смирнов хозяйничал на кухне, писал кому-то СМС, а я сидела на диване, размышляя, как жить дальше. Отец мне этого не простит… Его слова набатом звучали в голове: "…для меня Университет стал частью жизни". Я прикрыла глаза, чтобы снова не заплакать, и откинулась на спинку дивана. Мигом меня сморила усталость, и я почти задремала, но почувствовала, что рядом со мной прогнулся диван. Дима.
– Поешь. Ты не ужинала, – негромко и непривычно добро сказал он.
– Какая забота о той, кому решил сломать жизнь, – горько усмехнулась я.
– Считай, как хочешь, но я делаю это для тебя, – произнес Дима и, повернувшись к столу, стал раскладывать разогретую заморозку по тарелкам, – это не домашняя еда, но вполне сносно. Готовят специально для нас, без консервантов, так что не вредно.
– Ты еще и о здоровье моем решил позаботиться? – съязвила я, но Дима молча протянул мне тарелку.
На самом деле я была жутко голодной, ведь уже много часов не ела. Смирнов, видимо, тоже. Он с аппетитом накинулся на еду, а потом разогрел нам добавку. За второй порцией мы оба подобрели.
– Как ты понял, что я приеду к Фомину? – спросила я, ведь терять было нечего.
– За его домом установлена слежка. Я знал, что ты им уже интересовалась, а то, что так неожиданно уехала, как раз в тот день, когда он вернулся в Москву…
– Да, все сошлось… – признала я.
– Лер, я же у тебя спрашивал сегодня, а ты соврала, – вздохнул Дима.
– Ты бы не отпустил.
– Конечно, не отпустил! Глупая, ты не представляешь, насколько опасны эти люди! Лера, ты рискуешь, а я не хочу, чтобы тебе угрожала опасность! – выпалил он.
– Не хочешь? Почему? – прямо спросила я, надеясь услышать правду, о которой мечтала.
– Я же говорил, что ты хорошая девушка, мне нравишься… – Дима опустил взгляд, словно мальчишка-пятиклассник рядом с девочкой, которая нравится.
– А еще ты говорил, что если бы не работа, то мог бы в меня влюбиться, – напомнила я.
– Да, – он все же посмотрел на меня, а я снова отметила, насколько красиво его лицо: мужественное, волевое…
– Дим…
– А?..
– Завтра для меня все будет кончено, ведь так? – он промолчал, и я, набравшись смелости, продолжила: – Завтра для меня все будет кончено, у нас есть только сегодня.
Он не ответил, а потом вдруг схватил меня за плечи, притянув к себе и стал целовать. Жадно. Грубо. Неистово. Мои пальцы зарылись в его жесткие волосы, а его рука скользнула под мой свитер, пробралась под белье и до боли сжала грудь. Он не церемонился, был напорист, нагл и груб. Но это был Дима, а значит, все остальное неважно. Мой свитер полетел на пол, а следом за ним Димина толстовка. Никогда еще я не испытывала подобного желания. Поцелуями возлюбленный спустился от губ до груди и, рывком стянув с меня лифчик, прикусил набухший от возбуждения сосок.
Пусть завтра для меня все кончится. У меня есть сегодня.
22. Отдаться страсти
Жар, страсть, безумие… Слова кончились, остались только наши полуобнаженные, влажные от пота тела, скользящие друг о друга. Дима, не стесняясь, оставлял засосы на моей шее, а я царапала его спину. Хотелось большего. Неимоверно хотелось большего. И пусть будет больно. Пусть Дима станет моим первым мужчиной, но дальше этой ночи у нас ничего не зайдет…
Он расстегнул молнию на моих джинсах и стал нетерпеливо их стягивать, но тут на весь домик заиграла мелодия моего мобильного. Дима замер и посмотрел на меня. К черту! Не буду отвечать. Я приподняла ягодицы, намекая, чтобы он продолжил, и Смирнов снял джинсы. Пришла моя очередь. Руки сами потянулись к пряжке ремня… Мобильный продолжал звенеть. Раздражает. Плевать.
Я расстегнула ремень, а следом ширинку. Дима не дал продолжить, снова утянув в умопомрачительный поцелуй. Мобильный разрывался чертовой трелью.
Моя рука скользнула в его боксеры, и мужчина шумно выдохнул мне в губы. Я чувствовала его возбуждение и сама поддавалась безумию. По телу прошелся холодок от осознания того, что меня ждет. Все же представляла это несколько иначе. Никогда раньше не видела обнаженного возбужденного мужчину. Только на картинках, только на экране. Чертов телефон звонил уже в пятый раз.
