– Сердечный приступ, – с ходу заявил Шеллар, выходя из папиного кабинета в гостиную. – В последнее время Андрей Николаевич жаловался на сердце.
– Неправда! – вырвалось у меня, за что получила хмурый Димин взгляд. Но отступать было поздно. – Папа никогда не жаловался на сердце.
– Он просто не хотел беспокоить тебя, – вздохнул Михаил Романович. – Лерочка, твой папа неоднократно ко мне заходил. Я рекомендовал ему обследоваться, но ты же знаешь, он никак не соглашался оставить работу.
Я не стала дальше спорить. Было очевидно, что вся эта троица заодно, но сейчас мне не причинят вреда, ведь Смирнов будет знать, где я.
– Арсений Витальевич, спасибо за заботу! – Серов пожал руку Диме. – Дальше мы сами. Евгения Матвеевна заберет Леру, а мы с Мишей разберемся тут.
– Конечно, – ответил Смирнов и, взглянув на меня напоследок, спокойно направился к выходу.
Как только Дима ушел, Серов по-отечески обнял меня. Он опять завел разговор о том, что я во всем могу рассчитывать на него и Евгению Матвеевну, что было странно, ведь раньше я не замечала за ними такой дружбы. Выпустив меня из своей медвежьей хватки, ректор кивнул Селезневой, и та подхватила меня под руку.
– Идем, Лерочка. Тебе нужно отдохнуть, покушать.
Она вывела меня из дома отца под руку, словно я не смогу идти сама или убегу. Хотя мне безумно хотелось это сделать. Я ни на йоту не поверила в их заботу. Весь этот фарс, разыгранный для меня и Димы, только доказывал, что все трое прекрасно знали, что на самом деле случилось с папой. Другой вопрос: действовали ли они втроем, или же кто-то еще причастен к папиной смерти. Внутри меня разгорался огонь ярости. Я мечтала докопаться до правды, вывести на чистую воду всех, кто в этом замешан, и заставить заплатить за убийство моего отца. Теперь я точно знала, что меня ничто не остановит.
Мы завернули за папин дом, и Евгения Матвеевна крепче сжала мою руку, как будто вела заключенного в тюрьму. Я поморщилась от боли, и тогда она, виновато улыбнувшись, ослабила хватку. Неожиданная ненависть к этой женщине захлестнула меня с головой, и мне захотелось ее оттолкнуть, но от этой глупой ошибки спас Дима. Он нагнал нас и безапелляционно заявил, что проводит.
– Но… – пыталось было возразить Селезнева.
– Это не обсуждается, Евгения Матвеевна, я не могу оставить вас одну с девочкой.
Потом Дима напросился к преподавательнице на чай, и той снова пришлось сдаться. Пока Селезнева заваривала нам сенчу, Смирнов сел со мной за стол спиной к кухне так, чтобы преподавательница не видела, что он говорит.
– Я на связи. Если что-то будет подозрительное, звони, я тут же приду. Но ты не бойся, они ничего тебе не сделают, – шепнул он.
– Спасибо, – опустив взгляд на обгрызенные до крови ногти, ответила я.
– Лер, ближайшие дни нам лучше держаться дальше друг от друга. Они что-то подозревают на наш счет. Но не думай, что я тебя бросаю. Я всегда рядом. Пиши мне каждый день, чтобы знал, как твои дела.
– Дим…
– Тшш… Она идет.
Селезнева напоила нас чаем, после чего Смирнов ушел. Как он и хотел, я не стала искать с ним встреч. Мне было слишком плохо, я нуждалась в поддержке, но понимала, что не могу нас подставить. Тем более, сейчас. Он писал каждый день, но мне не хотелось отвечать сухими СМС, и я просто отписывалась, что все нормально. Друзья всячески старались поддержать, но их жалость была невыносима. Под самыми разными предлогами я запиралась в своей комнатке и оплакивала папу в одиночестве.
Отца похоронили на третий день, тогда же пришли официальные результаты вскрытия. Сердечный приступ, как и говорил Шеллар. Кто бы сомневался?
На церемонии прощания, которая проходила в соборе Оболенского Университета, я впервые после папиной смерти увидела Лену. На девушке не было лица: красные заплаканные глаза, бледная, безжизненная кожа и потрескавшиеся, искусанные до крови губы. Она его любила, а теперь приходилось хоронить на правах простой студентки: сидеть вместе с остальными, лишь мельком быстро коснуться его холодного лба. Ее место было не на общей скамье, а рядом со мной – в качестве любимой женщины отца. Любимая и без сомнения любящая. Стало невыносимо от мысли, что я разлучила их, лишила возможности быть вместе последние месяцы. Я так хотела попросить у нее прощения, но не решилась.
После похорон ректор лично подписал разрешение, по которому я на неделю освобождалась от занятий. Серов объяснил, что хочет дать мне время прийти в себя, а заодно хотел показать, как заботится обо мне. Я была благодарна такой щедрости и тут же решила воспользоваться этими днями.
– Иван Викторович, спасибо большое.
– Лерочка, не благодари. Я знаю, что учебу наверстать сможешь, а сейчас тебе надо немного отдохнуть.
– К сожалению, у меня теперь появились неотложные дела…
– Вот как? Какие? Я могу помочь? – нахмурился мужчина и накрыл ладонью мою руку. Мы сидели на диванчике в его кабинете, куда ректор позвал, чтобы сообщить про освобождение от занятий.
– Можете, – ответила я и, пересилив себя, не отдернула руку. – Отпустите меня в Москву. Мне нужно заняться юридическими вопросами относительно маминой квартиры.
– Да, конечно. Я отправлю с тобой Евгению Матвеевну, – ответил он, крепче сжимая мою руку, и это было так неприятно, словно ее накрыл скользкий щупалец осьминога.
– Не стоит. У нее занятия, да и мне хочется побыть одной. Вам не стоит беспокоиться, я просто хочу поностальгировать о прошлом в доме детства, чтобы было проще отпустить.
– Конечно, – кивнул Серов и резко потянул мою руку, отчего я чуть не упала на него, но мужчина успел меня подхватить, заключая в объятья. Он до боли сильно меня стиснул своими ручищами, вжимая щекой в колючий шерстяной пиджак, но потом, к счастью, отпустил. – Хочу сказать, что восхищен тем, с каким достоинством ты переживаешь нашу общую трагедию. Ты – сильная личность, Лера. Настоящий Оболенец! Знай, что ты не одна! Ты – одна из нас. Мы тебя никогда не оставим. Ни-ко-гда!
– Спасибо, – ответила я и поспешила встать, пока Серов не решил снова меня обнять. Его воодушевляющая речь произвела впечатление, потому что звучала, как угроза. – До свидания.
– До свидания, Лерочка! До свидания.
Чуть ли не бегом я покинула учебный корпус и направилась к Смирнову. В последние дни я много думала о том, как быть дальше. Не сомневаясь, что должна докопаться до правды и наказать убийц отца, я перебирала в уме все возможные варианты того, как заставить Индюка позволить работать с ним как равноправный напарник, и нашла один единственный способ.
– Лера? – удивился Смирнов, когда открыл дверь. – Все в порядке? Как ты?
– Можно? – спросила я и, не дожидаясь ответа, вошла в его дом.
– Как ты, Лер? Знаешь, я сам хотел сегодня просить тебя зайти. Не поверишь, но я даже соскучился… По тебе. Может быть, сегодня…
