По словам старосты, предложившего нам остановиться в его доме, во всём была виновата группа киевско-хёльмгарёрьских ренегатов, обосновавшихся где-то в местных лесах. Казалось бы, большая наглость для беглых и изгнанных за преступления чародеев, промышлять так недалеко от мощного Полиса которым являлась Москва, однако появились здесь эти люди всего пару месяцев назад и первое время особых проблем не доставляли. Именно поэтому, местные, как обычно не шибко доверяя Полису, думали что обойдётся.
Не обошлось! Ренегаты укрепились, а затем, пользуясь тем, что местные к ним привыкли, сделали свой ход в один из дней, уничтожив всех храмовых золотых голубей. Тогда же для Бордуково были выставлены некие требования и местные заплатили. Привыкли уже, что разбойников-чародеев проще умилостивить разок, а там они сами уйдут. Но банда в этот раз действовала по другому.
Они не ушли просто так. На прощание, банда, которой уже было заплачено, устроила массовую казнь, жителей одной из улиц, а так же забрала с собой множество молодых девушек. Ну а жрицу посада, прилюдно убили а затем зарыли на опушке без соблюдения каких любо ритуалов. Но лично для меня, было довольно странно и неправдоподобно, что из-за того, что кто-то явно этого пожелал, в результате получился одержимый мертвец. Ведь, мало ли умирает одарённых, чародеев и чародеек не похороненными, желая кого-то защищать? Но случаев чаргавы относительно них — не так уж чтобы и много!
— Что думаешь? — тихо, одними губами спросил я наставницу, глядя через стол, когда хозяин был вынужден отойти по своим длам.
— Не нравится мне всё это, — просто ответила мне одноглазая Бажова. — Нам надо как можно скорее добраться до наших…
— Думаешь, Надежда Игоревна…
— Да, — кивнула тётка Марфа. — Есть большая вероятность, что они бесцельно возятся с теми пещерами.
* * *
Ночь, прошла спокойно. Тёплая читая кровать, сытый желудок и здоровый сон, сняли даже остаточные следы вытягивания жизненной энергии чаргавой, а потому утром я чувствовал себя хорошо. Опять же, меня никто не беспокоил. Ибо было просто некому, ведь дочек старосты, ренегаты забрали чуть ли не первыми, да и вообще, нам хоть и были благодарны, но не настолько чтобы кого-то пытаться подкладывать ко мне в постель.
Чему я в общем-то был по большому счёту рад. Ушли мы с рассветом, плотно позавтракав но не местными харчами, а разогретым пайком. Просто на всякий случай, страхуясь от разных неприятностей. А уже к полудню, мы с тёткой Марфой, сидя в отдалении на ветвях дерева, наблюдали следующую картину.
Часть рельс локомотивной дороги Перевозчиков, на очень неудобном для них участке пути, была уничтожена, а сам огромный поезд, сойдя с путей, завалился на бок. Саму аварию мы не застали, но двигаясь куда как осторожнее нежели вчера, решили проверить дымы, которые тётка Марфа заметила на горизонте.
И пусть мы были достаточно далеко, даже я невооружённым глазом видел на месте крушения локомотива, фигурки людей, которые суетились вокруг завалившихся набок вагонов. Вот только лично я — не мог видеть, что они делают, а моя наставница, вновь достав оптику и только взглянув, тут же схватила меня за волосы и с силой, ткнула носом в землю между кустов, в которых мы в этот момент прятались.
— Ренегаты убивают Перевозчиков и пассажиров, — прошипела она держа меня рукой. — Не смотри на них просто так, тем более пристально. Могут почувствовать…
Глава 10
Я с сомнением посмотрел на наставницу. Нет, я слышал конечно, что сильные чародеи вполне могут почувствовать направленный на них взгляд. Не тот, который из-аз чар, или родо-клановых особенностей «эго» и самих глаз несёт в себе живицу, а самый что ни наесть обыкновенный. Брошенный например простецом.
Читал я и о том, что в начале этого века, была даже среди чародеев настоящая мода на разнообразные очки, специальные щитки и даже маски, потому как считалось, что если смотреть даже через самое обычное стекло, то это притупляет способность чувствовать нежеланного наблюдателя. Но через какое-то время, миф вроде бы как был развенчан, так что в наше время, я разве что Мистериона могу вспомнить как человека постоянно носившего маску. Вот только он делал это из-за своего изуродованного лица, а вовсе не из-за того, что опасался, будто враги почувствуют его взгляд.
Мне, честно говоря, даже как-то не верилось, что моя наставница из тех людей, которые верят в подобную ерунду… но говорить ей я ничего не стал, только кивнул, приняв из её рук монокуляр, который она мне сунула.
— На, бери и смотри через него, — сказала она, в то время как сама, слегка прищурившись, стала делать то, что мне только что запретила, а затем, заметив, что я продолжаю смотреть на неё, спросила. — Что?
— Да, нет, — я пожал плечами. — Ничего…
— Просто ты Антон, ещё не умеешь скрывать своё присутствие, — пояснила мне после секундного молчания, — а тем более, проецируемые намерения. А именно их в первую очередь чувствуют чародеи. А не сам взгляд. Линзы же, действительно помогают, в том смысле, что ты подсознательно знаешь, что смотришь именно на них, а не прямо на объект. Помогает и то, что изображение приближено, а потому с такого расстояния воспринимается мозгом как нереалистичное. Если конечно ты не из тех уникумов, кто глядя в подзорную трубу, машет в воздухе рукой, пытаясь схватить то, что видит…
В оптику, происходящее возле завалившегося набок локомотива, видно было намного лучше чем без неё. Что в общем-то не удивительно. Ренегаты было около двадцати чародеев, выглядели словно бы толпа безвкусно разодетых скоморохов… Или даже лучше сказать — новомодных «клоунов» которых ныне часто можно увидеть кривляющимися перед зрителями во время перерывов между боями в цирке.
Одетые один один, ярче и нелепее другого с нанесённой на лица боевой раскраской, весь их внешний вид с одной стороны раздражал, а с другой, легко мог заставить неподготовленного чародея ошибиться и не воспринять подобного человека как серьёзного противника. Что в случае с ренегатами было бы смертельной ошибкой. Ведь даже в тех же бандах. Настоящие слабаки — не выживают, быстро становясь жертвами своих же собственных «товарищей».
Опять же, многие чародеи предпочитают не носить или как-то разнообразить единообразный стандарт полевой формы родного Полиса, если конечно не состоят на службе в Княжеской гвардии. Подобные изменения, чаще всего либо связаны с клановыми особенностями, либо маскируют оружие, либо сами являются оружием или необходимым для чар или эго предметом. Уверен, что и многие ренегаты действовали так же, но помимо этого, на лекциях нам не раз и не два говорили, что в первую очередь, изгнанные или сбежавшие преступники беспокоятся о своей анонимности. Если конечно это не сверхсильные отморозки, которые делают что хотят.
Первое, что делают подобные люди — избавляются от любых идентификаторов которые могли бы связать их с конкретным Полисом. Так же по возможности скрываются клановые отличия, в общем всё то, что роднило бы их с прошлой жизнью. Ведь не стоит забывать, что само по себе, «изгнание» как метод — это в первую очередь акт милосердия для бесклановых оадрённых. Замена неминуемой казни за преступления против именно Полиса. Потому как сама мысль об изгнании из клана потенциального носителя как секретной информации так и носителя генов и «эго» — довольно смехотворна.
