Оставив раненых чародеев и клановых простецов в качестве хлипкого заграждения в тереме, прекрасно понимая, что в результате их ждёт, молодая женщина увела с собой всех воинов, одарённых детей и беременных женщин. Сама в противостояние ни с кем она не вступала, позволив вначале своим воякам разобраться с напавшими на отряд чудовищами, а затем и с передовыми отрядами преследователей.
В общем-то поступала она как вполне разумный, но чрезвычайно циничный лидер, легко оперирующий как ресурсами, так и людьми, без особых колебаний при необходимости посылая их на смерть. Так что не было никаких сомнений в том, что этот этап она также завершит вполне успешно, другое дело, что наблюдать за её испытаниями было откровенно скучно.
К тому же сейчас девушку куда больше, чем все эти испытания, заботила жуткая самоубийственная атака её брата. О которой, похоже, не подозревала не только она, но и старый хускарл Хердвига.
Глава 19
Очнувшись в очередной раз, я какое-то время просто лежал, ощущая под спиной нечто мягкое. Чувствовал я себя куда лучше, чем перед всеми предыдущими испытаниями, а когда наконец открыл глаза… то пару минут тупо смотрел в до боли знакомый потолок, испещрённый язвами и струпьями вспучившейся от сырости и частично обвалившейся краски.
Затем нахмурился и медленно сел, зацепив ногой и уронив на замызганный разбитый паркетный пол недоштопанную рубаху с воткнутой в ткань грубой трёхгранной иголкой. Металлическая койка с продавленной сеткой и матрасом, который давно следовало бы уже выкинуть, неприятно скрипнула, в то время как я с лёгким шоком рассматривал ряды точно таких же более-менее аккуратно застеленных кроватей.
Одинокий, слегка покачивающийся на активном шнуре тусклый световик вырывал из царящего здесь сумрака обшарпанные стены, поклеенные безвкусными дешёвыми обоями, а местами и вовсе обычными газетными листами, прикрывавшими серый, холодный бетон. Жёсткие неудобные стулья и покосившиеся деревянные тумбочки стояли в изголовьях у каждой койки. А на них скупо поблёскивали стальные неэмалированные чашки казённого образца, многие из которых выглядели откровенно помятыми. Единственный же шкаф, расположенный возле дальней двери, имел только одну створку из двух, да и та практически висела на одной верхней петле.
Впрочем, он был таким ещё до того, как меня впервые привели в это помещение и сказали, что я буду здесь жить. Да и личная тумбочка, которую я немного подлатал, сразу же как вышел из карцера после инцидента с носками и мылом, выглядела точно такой же, как я запомнил. Её, помнится, даже пытались один раз украсть ребята из группы на год старше, но я тогда очень вовремя вернулся с прогулки, а после короткой драки был бит приютскими охранниками, да так, что с неделю провалялся в лазарете.
Забавно, но тогда наши пацаны ворам устроили ночью настоящую «тёмную», и после этого любители нормальной, не разваливающейся мебели как-то присмирели. Так что, когда меня выписали, а точнее, выпихнули из лекарского крыла, моя кособокая, но крепкая «красавица», как её и положено, стояла прямо возле моей койки.
– Испытание, да… – пробормотал я и, усмехнувшись, покачал головой. – А что? Память в этот раз стирать не будете?
– Ты чего там бормочешь, Белый?
Я вздрогнул, внезапно услышав за спиной давно уже подзабытый хрипловатый, но всё ещё молодой голос давно мёртвого человека. Его обладатель, явно заметив это, визгливо заржал, что было поддержано гоготом ещё двух погибших, можно сказать, на моих глазах людей.
– Да не бзди! – выдал тот первый, который мог быть только нашим приютским бугром с погонялом Рябой, данным не только за испещрённое оспинками лицо, но и за бесчисленное количество веснушек, покрывавших щеки и плечи этого тёмно-рыжего парня. – Не по твою душу сегодня!
– Рябой, – ухмыльнулся я, покосившись на малолетних бандюков через плечо. – Да ты, как я посмотрю, шутки шутить научился? Решил теперь в комики переквалифицироваться?
Не узнать этот момент из своей жизни я просто не мог. Но пока что не понимал, чего, собственно, хотела добиться от меня Хозяйка горы в этом испытании, учитывая, что я точно помнил сейчас, что именно тогда происходило, но всё равно не смог бы уже сыграть свою роль, повторив всё случившееся в те дни один в один.
Тем более что Антон Каменский и Антон Бажов давно уже были абсолютно разными людьми. Каменский так и остался в прошлом озлобившимся простецом-лютоволчонком, у которого украли семью и счастье. Считавшим свой путь выживания и школу дна единственным верным для любой ситуации. А вот Бажов уже был чародеем, который сам творил свою судьбу и совсем не собирался плыть по течению.
– Переквари-чего??? Слышь, Белый, ты это, не борзей без причины! – зло рявкнул Рябой, чьё лицо мгновенно налилось кровью. – Или думаешь, хорошие шмотки где-то надыбал, и круче тебя теперь только чародейские небоскрёбы?
Действительно, я только сейчас обратил внимание на то, что был одет не в обноски с чужого плеча, которые носил в те времена, когда был обычным приютским мальчишкой, а в свою «родную» полевую форму, в которой начинал испытания в Тайном посаде. Вот только она на мне откровенно «висела», причём чуть ли не мешком. А вообще, если подумать, я, по ощущениям, сам словно бы уменьшился в размерах…
– Так чего ты хотел? – как можно спокойнее спросил я, стараясь не выдать вдруг нахлынувший на меня страх, чувствуя, как табун ледяных мурашек с грацией мифических гипопотамусов проносится вверх-вниз по спине.
А всё потому, что я попробовал зажечь глаза, дабы припугнуть идиотов, но не смог не то что проделать эту давно уже естественную для меня вещь, но и вообще коснуться живицы в своём теле. Рука сама собой инстинктивно дотронулась до груди, и под одеждой я ощутил только своё собственное тело. Металлическая вставка, прикрывающая выход кристаллизованной души, исчезла.
Никогда не думал, что настолько привык быть чародеем, одарённым человеком, что одна возможность вновь стать простецом ввергала меня в чуть ли не паническое состояние. Сердце тут же застучало словно бешеное, а от лица, которое словно закололо тысячами маленьких иголочек, явно отхлынула вся кровь.
– Васильковские совсем страх потеряли, – после секундной задержки, когда я уже смог справиться с собой, ответил бугор, – надо мозги вправить. Так что вечером идёшь с нами.
– Тебе надо, – меланхолично ответил я, – ты и вправляй. Это ваша кухня, Рябой… я тут каким боком? Какой мне вообще интерес?
Как я помнил, за спиной послышался явственный зубовный скрежет, но на меня опять же никто не напал. Правда, в этот раз я даже нащупывать арматурный пруток, запихнутый между матрацем и корпусом кровати, не стал. Просто знал, что он там. Бугор тем временем нервными шагами обошёл меня и, подтянув стул, сел напротив.
– Три пачки сахара, – выдавил парень. – Полные, не столовские.
– И ромовую бабу в придачу! – фыркнул я. – Рябой, ты в детстве застрял? Предлагаешь мне рисковать своей головой ради «сахара»?
