– Не здоровится мне как-то Ольга Васильевна! – пролепетала девушка, входя в кабинет. – И сплю плохо.
– Утренняя тошнота, общее недомогание? – тут же навострилась женщина. – Ноги не отекают?
– Нет-нет! – замотала головой поражённая напором Алёна. – Вовсе нет! Не это! Вот здесь вот нехорошо…
Девушка аккуратно положила ладошку на свою грудь, туда где располагалось энергетическое ядро.
– Вы сказали… если что, сразу подходить, – словно оправдываясь, добавила она.
– А как «нехорошо»? – нахмурилась Ольга Васильевна, вставая из-за стола. – Можешь объяснить? Болит?
– Нет, не болит, – отрицательно помотала головой Алёнка. – Словно трясётся… пульсирует. И тревожно так. А ещё сердечко бухает.
– И давно это у тебя? – спросила женщина, складывая последовательность ручных печатей, и начала водить засветившимися сиренево-розовым цветом руками над грудной клеткой и верхом живота Бажовой.
– Нет, – опять ответила девушка. – Где-то с конца прошлой недели. Но всё сильнее и сильнее. Из дома как выйду, так вроде и полегчает, а как вернусь, так опять…
– Хм… – учёная, сотворив новые чары, на этот раз золотисто-розовых переливов, вытянув руки вперёд, начала медленно обходить вокруг Алёны. – Ничего не понима… Скажи. А Антон случаем не проявлял похожее беспокойство? Он не жаловался?
– Он никогда мне не жалуется, – вздохнула девушка. – Но он в последнее время какой-то совсем нервный стал. Думает постоянно о чём-то… Нет, вы не подумайте, на меня он не срывался и руки не понимал, но…
– Но?
– Ну, у нас… уже почти неделю ничего не было, – промямлила Алёна и, покраснев, отвернулась.
– А другие… «Бажовы»? – поджав губы, задала новый вопрос Ольга Васильевна. – За ними ты ничего не замечала?
– Дети вроде бы спят плохо, – ответила она. – Но я с ними мало общаюсь. А вот Елизавета Вячеславовна, она да, словно на иголках вся и плачет в своей комнате постоянно…
– Ничего не понимаю… – пробормотала себе под нос учёная. – Явный резонанс, да ещё и высокочастотный… но откуда?
Глава 18
Тихо пыхтя, пароцикл заехал на выделенное мне место под номером «76-б» и остановился.
– Вот насадки, в них пар стравливайте, ваша милость, – произнёс простец-охранник в форменном мундире служащих клана Калининых, подтягивая ко мне длинную брезентовую кишку с кучей прорезиненных насадок, увенчанных простенькими крепежами с зажимом. – Вы умеючи или помощь нужна?
– Сам, – ответил я, слезая с аппарата и принимая эту своеобразную искусственную гидру. – Не велика, думаю, наука.
– Ну, тогда я к насосу, как готово будет – крикните. И, как заработает, продув включить не забудьте, – кивнул мужчина и поспешил в расположенную неподалёку будочку смотрителя парковки, в то время как я один за другим начал натягивать шланги на выдувные трубы всё ещё мерно тарахтящего пароцикла.
Вообще, несмотря на то, что стравливание пара и сброс воды из котла являлись обязательной процедурой при любом длительном простое паровой техники, особенно в сезон Уробороса, когда морозец быстро и качественно промораживал жидкости внутри остывшей машины, обслуживанием пароцикла на закрытой стоянке я занимался впервые. На улице обычно не было никаких проблем, с тем что бы просто стравить под давлением остатки воды прямо на мостовую, как вариант, цивилизованно – в уличную сливную решётку. Дома же – на газон неподалёку от коттеджа Ольги Васильевны. И только с пустым котлом на остатках жара от огненной печати можно было продуть трубы, избавляясь от всё ещё находящегося в них и двигателе горячего газа и начавшего образовываться конденсата.
Однако в этот раз, после того как моё средство передвижения чуть было не экспроприировали прямо от дома идиша некие особо предприимчивые деятели, я решил, что бережёного Уроборос бережёт. Тем более что неразумно было оставлять без присмотра дорогую технику прямо на улице в привокзальном районе. Так что, я раскошелился на охраняемую стоянку для паровиков, благо многие не шибко богатые чародейские кланы, небоскрёбы которых располагались неподалёку от злачных мест, предоставляли платные услуги публичных гаражей. Где хозяевам вовсе не нужны были лужи на полу и сырой, вредный для техники воздух в помещении.
– Давай! – крикнул я, проверив в последний раз, крепко ли держатся шланги, и где-то за стеной глухо загудел мотор.
Брезентовая кишка завибрировала, и я, отцепив защёлку и приподняв сиденье, с силой рванул за специальную рукоять тросово-пружинный зажим клапана самонакачиваемого воздушного баллона. Из пароцикла послышался натужный свист пополам с бульканьем, и шланги жадно зачавкали, высасывая жидкость из двигательной системы.
Чуть меньше минуты – и машина была полностью обезвожена. Покуда я блокировал колёса цепью, пропустив её через специальную скобу, утопленную в полу, ко мне вновь подошёл служака, на этот раз с бумажным планшетом, на боку которого была закреплена чековая бобина.
– Надолго технику оставляете? – деловито спросил он, тщательно, слегка высунув кончик языка, записав номер места стоянки, марку пароцикла и имя владельца. – У нас на разную продолжительность цена разная. Также если время простоя будет превышать три дня, мастерская при нашем гараже может предложить услугу по переборке, смазке и полному обслуживанию вашего аппарата.
– Нет, спасибо, – покачал я головой. – Мне часа на два-три максимум. Просто не хотелось бы рисковать машиной, оставляя её вечером без присмотра в подобном районе.
– Очень мудро с вашей стороны, – одобрительно кивнул охранник. – У нас здесь всякие шуруют. Даже пятый уровень спокойным трудно назвать. Мало того что своего ворья на Мазянке без счёту, так в последние два года совсем худо стало от наплыва голытьбы киевской.
– На Мазянке? – переспросил я, чуть вздёрнув бровь.
После памятной встречи с киевскими наёмниками и чародеем любое упоминание о соседнем Полисе заставляло меня слегка напрячься.
– Так местные у нас нижний уровень называют, – объяснил мужчина, продолжив заполнять табель простоя.
– И чего киевским у себя не сидится?
– Да плохо всё у них там, ваша милость, вот людишки полисные к нам и бегут. Кто за лучшей долей, а кто на чужом добре руки погреть. Не чародеи ж, поди, вот их и не трогают на вокзальной таможне, а как по мне, так пущать не надо! Ничего хорошего мы от инополисцев не видели и не увидим… – произнёс охранник и добавил: – С вас двадцать четыре копейки за два часа простоя. Если третий будет, доплатите по факту.
– Всё плохо, говоришь, – хмыкнул я, передавая деньги и забирая два тут же прокомпостированных зелёных билетика со значением в один час.
– Так неужто не слышали? – удивился мой собеседник, вешая на руль пароцикла картонную бирку на липучке. – Поговаривают, у них третий год в южных хуторах то зимой мор, то лютая засуха. Гетман их всё объединиться да перетерпеть кликал, грабить наши западные посады посылал, а также Минские и к Варшаве. Да вот не далее, как в конце лета, его с семьёй фанатики какие-то жизни лишили. С тех пор нового выбрать никак не могут. Смута у них нынче, чародеи прямо в Киеве друг с дружкой воюют. Вот народ и бежит кто куда. Да кому они только нужны…
