Он снова ударил себя.
Ох, подумал я, ты тупее тесаного камня. Ох, понятно.
Иисусе Христе.
Но я мог глядеть ему в глаза. Я же такой крутой. - Ты знал, кто я. Что сделал.
Голова поднялась, он смотрел на меня сквозь бивни. - Знать одно дело. Но быть с ней... с кем-то, кто был там, кто пережил...
Он потерял слова и гортанно зарычал. Я уже слышал такой рык. Здесь, в Бодекене. Слышал от самцов, запутавшихся в паутине собственных кишок. Слышал от самок, державших трупы щенков. - Орбек, слушай...
Жилы на шее вздулись, дернув голову. - Ты никогда не поймешь моего бесчестия. Никогда не поймешь моего стыда.
- Орбек... - Глаза жгло. В груди словно скопилась груда мертвых Черных Ножей. - В Шахте ты сказал мне, что я разделю бесчестие Черных Ножей. И что разделю будущую славу побед.
Желтые глаза были полны болью и презрением. К себе или ко мне, было не понять. - Я был моложе. Моложе и глупее. Таким глупым, что верил, будто тебе ведома честь.
В конце концов я оказался не таким уж крутым. Понял, что смотрю вниз, на свои ладони. Как обычно. - Все творят дерьмо, когда молоды и глупы. Потом приходится лишь жить с этим, чтоб нас разодрало.
- Не буду.
- Это не так легко.
- Мне легко. Ты должен уйти.
- Или что?
Губы вздернулись над бивнями. - Кое-что с тобой случится.
- Как обычно.
Он бросил быстрый взгляд на Кейгезз. - Разве у тебя нет семьи?
- Да. И ты ее часть.
Козлы подняли решетку, осадная лестница скользнула в яму. Я взялся за ступеньку, и рука куда больше упала на плечо, развернув с необоримой силой. - Как думаешь, что ты можешь сделать?
Я ответил улыбкой такой дружеской и расслабленной, какую только сумел состроить. - Думаю, сделаю все что смогу.
- Не прошу. Приказываю. Оставайся в стороне.
- Не хочешь снять руку, собачина?
- Слушай, мелкий засранец...
- В последний раз ты нападал, когда я был калекой. - Я оскалился, глядя в желтые яростные глаза. - Думаешь, теперь получится лучше?
- Да ты...
- Да тебе лучше слушать, что я велю.
Он застыл.
- Слышишь? Когда Ангвасса Хлейлок выйдет на Вызов, ты упадешь на колени. Я сказал. Выполняй.
- Ты мне не приказываешь. Я кватчарр Черных Ножей...
- Ты даже не дерьмо кватчарра.
Мощная рука соскользнула с плеча на грудь, придавив к стене. Орбек склонился надо мной, бивни в дюйме от челюсти. Сзади Кейгезз села, глаза блестели ведовским огнем. В дыхании Орбека ощущалась жажда убийства. - Бросаешь вызов, мелкий засранец?
- Ты уже пробовал. - Я стал невесомым, позволяя ему держать меня; если будет еще хуже, потребуются обе ноги. - Я принял от тебя покорность в Яме, дерьмоголовый. Ты мой.
Лысые брови сошлись воедино, будто шмат мяса.
- Ага - сказал я. - Все верно.
Я глядел не на него, я почти видел, как в уме Кейгезз происходит холодная калькуляция. Сказал как можно тише, чтобы не слышали наверху. - Поняла, леди МакСучка? Орбек никто. Ни хрена он не кватчарр Черных Ножей.
Я усмехнулся прямо в его туповатое лицо. - Я кватчарр.
Он казался раненым. А потом - мертвым. Я не просто обидел его. Что-то умирало в душе. На моих глазах. - Ты... ты не можешь вот так...
- Не я начал. Ты. Теперь убери гребаную лапу, или я тебя убью.
Я готов был утешить его тонкие расстроенные чувства, но лишь после того, как не придется биться за его жизнь.
Хватка лишь усилилась. С меня было довольно хрени. Я сжал нервный узел под бицепсом; он закряхтел, рука спазматически дернулась. Я ступил ближе и дал пару секунд на раздумья.
Он склонился так низко, что одним движением мог бы вонзить клык-бивень мне в глаз. - Не хочу, чтобы ты лез в мои дела, засранец. Не хватай зубами мою добычу. Долбаный хуманс...
Пустая болтовня. Я повернулся спиной и полез по лестнице.
- Только и умеешь приносить неприятности, - рычал он вслед. - Чего коснешься, станет дерьмом. Едва придешь, все мрут.
- Нужно было думать, прежде чем брататься, - бросил я и перелез через края ямы, оказавшись в ночи под дождем.
Память дня
"Отступление из Бодекена", отрывок
Вы Кейн (актер-исполнитель профл. Хэри Майклсон)
Не для перепродажи. Незаконное распространение преследуется.
2187 год. Корпорация "Неограниченные Приключения". Все права защищены
На среднем расстоянии отзвуки рычания и рева: кто-то еще сражается на ярус или два ниже, довольно близко, чтобы их не заглушал поднявшийся ветер. Но не их я должен искать. Пока сражаются, я им не нужен.
- Привет? Разрази тебя бог. Эй! Сюда!
Иди, иди...
Ничего.
Стоя в лунном свете у парапета и подманивая тени, я лишь выгляжу идиотом. Тизарра, должно быть, занята с другими. Или ее здесь нет. Или...
Пламя взрывается бриллиантовым потоком на лице вертикального города. Над черным камнем рваные облака солнечного огня спорят с ветром.
Дерьмо.
Не за таким золотом я сюда ехал.
>>ускоренная перемотка>>
Его Малый Щит теплый, как плоть - изогнутое и нежно мерцающее почти-стекло, подается под рукой. Я бы оперся о мягкое, восстанавливая дыхание, но если он откинется, Щит врежет мне по лицу; так что я устраиваюсь у скругленной веками стены. Однако даже прислоняться к ней опасно: веки становятся тяжелыми, колени подгибаются и встань, засранец, встань, драть тебя в зад, вст...
Осторожно пошатываясь на ставших чужими ногах, я пытаюсь снова. - Сюда, разрази тебя бог. Поговори со мной. Куда они ее утащили?
На той стороне Щита Рабебел все еще сражается с кровавым перекошенным капюшоном. Торчащая из-под ключицы стрела качается в своем неровном ритме, а вторая, вошедшая в легкое, в ритме ином.
- Ублюдок... стой там, ты... ублюдок... - шипит он. Пытается оторваться от стены маленького каменного укрытия, но ноги у него еще слабее моих, он снова падает на песок, наметенный в угол этого каменного мешка.
- Просто оставайся там... Они вернутся, в любую секунду вернутся. Просто... я просто... Засранец. Ты засранец.
Он говорит так, будто это самое гнусное из ругательств.
- Прежде... чем я сделаю это... хочу только - хочу увидеть, как они убивают тебя. Надеюсь, они... ух. Ух. Надеюсь, будет больно.
Итак, он из тех, кому всегда нужно кого-то обвинять. Возможно, причина тут есть.
