«В спорах (например, среди математиков) нельзя найти ответа на вопрос о том, соблюдено было правило или нет… Это является составной частью каркаса, на базе которого функционирует наш язык… „Итак, вы говорите, что согласием людей решается, что верно, а что неверно?“ Верным или неверным является то, что говорят люди; а люди достигают согласия в отношении языка. Это согласие не мнений, но формы жизни»
[35].
То, в чем мы «согласны», есть именно то, что мы можем лишь пытаться показать, но не обсуждать.
V. «Нужно менять саму жизнь»
[36]Несмотря на то что Витгенштейн ушел из жизни более шестидесяти лет назад, интерес исследователей к его творчеству со временем только усиливается. В чем здесь причина? Почему ему посвящается такое количество толкований и комментариев?
Вначале скажем несколько слов о значении его вклада в философию XX века. В связи с этим нельзя не упомянуть об одном особом обстоятельстве, а именно – пропасти, образовавшейся в начале XX века между способом «философствования», принятым в англосаксонских странах, и тем, что был распространен на материке, особенно в Германии и Франции.
Принято считать, что особый стиль англосаксонской философии сформировался под влиянием произошедшего в ней «лингвистического поворота», последствия которого не ощущались на материке по крайней мере вплоть до последних лет. Что тут можно сказать? Достаточно вспомнить, что говорилось выше о важности для философии новой логики, созданной Фреге и Расселом. Предложив новый логический анализ языка, они вместе с тем показали, что многие традиционные философские проблемы возникли из-за неправильного понимания того, что Витгенштейн назвал в «Трактате» «логикой нашего языка». Перед тем как решать эти проблемы, нужно было сначала выяснить, что в действительности означали предложения, их выражавшие. Поэтому проблема значения становилась главенствующей в философии. Именно Рассел первым изложил причины для подобного подхода к философским проблемам (о котором мы упоминали ранее) в небольшой статье «On denoting», опубликованной в 1905 году. Собственно говоря, Фреге, как и Рассел, показал (или думал, что показал), как благодаря этому можно решать сложные вопросы философии математики.
Однако именно «Трактат» Витгенштейна придал особую важность подходу, выводившему на первый план проблему значения. В этом смысле он явился одним из основных источников вдохновения для членов «Венского кружка» в 1920– 30-е годы. Вот как Мориц Шлик – «душа» этого кружка – охарактеризовал Витгенштена:
«Думаю, первым, кто жил (истинная функция философии) с абсолютной ясностью, был Л. Витгенштейн, и он выразил ее предельно точно. В своем „Логико-философском трактате“ он объявил: „цель философии – логическое прояснение мыслей. Философия – не теория, а деятельность. От философии следует ожидать не «философских предложений», а прояснения предложений“»
[37].
Приход к власти в Австрии Энгельберта Дольфуса в 1934 году вследствие гражданской войны в этой стране, а также все более возраставшая угроза со стороны нацистского режима в Германии вынудили большую часть членов «Венского кружка», придерживавшихся левых взглядов, уехать за границу. Некоторые из них – например, Рудольф Карнап – в итоге обосновались в США, другие – как Фридрих Вайсман – нашли убежище в Великобритании. Так логический позитивизм распространился по всем англосаксонским странам, где был ведущим философским течением вплоть до 1960-х годов. Разумеется, взгляды членов кружка и автора «Трактата» далеко не во всем совпадали, да и внутри самого кружка отсутствовало полное единомыслие. Тем не менее многие положения «Трактата» встречаются в работах представителей логического позитивизма:
– смысл предложения состоит в методе его верификации, что является продолжением «условно-истинностной» концепции смысла, изложенной в «Трактате»;
– предложения логики и математики не являются предложениями в привычном смысле, а их истинность зависит от значения их элементов;
– истинными являются только естественнонаучные предложения;
– грамматика обычного языка логически несовершенна;
– предложения метафизики бессмысленны (а не только ложны), и т. д.
С чисто логической точки зрения тезис о том, что логические предложения являются тавтологиями, а значит, не истинны в обычном смысле слова, явил собой удачный ответ на вопрос о природе этих предложений, по крайней мере в том, что касается законов логики предложений. «Трактат» способствовал широкому применению в этой области «таблиц истинности» в представленном выше виде. В более общем плане мы обязаны Витгенштейну окончательной формулировкой принципа «истинностной функциональности». Однако идея о том, что общие предложения (вроде: для любого х, f(x), существует по крайней мере один х, такой, что f(x)) являются лишь скрытыми истинностными функциями, с трудом выдерживает критику и представляет собой один из серьезных недостатков логики «Трактата». Вообще мысль о том, что мы должны выявлять заранее и раз и навсегда все логические законы или, как часто повторял Витгенштейн, что «в логике нет сюрпризов», также является неверной. Действительно, в 1930-е годы было установлено, что для логики высказываний, или, как еще говорят, для исчисления предикатов, отсутствует метод резолюции; это означает, что применительно к некоей формуле исчисления предикатов, записанной с помощью символов, о коих неоднократно упоминалось ранее, не существует метода, который бы позволял всегда определять за конечное число шагов, идет ли речь о логическом законе или нет. Зато подобный метод существует для исчисления высказываний, что a posteriori объясняет особую роль, которую ему отводил Витгенштейн.
Кроме того, Витгенштейн II занимает важное место в становлении англосаксонской аналитической философии, будучи в некоторой степени основоположником так называемой философии обыденного языка, сложившейся в Оксфорде после Второй мировой войны. Одна из основных идей Витгенштейна состоит в том, что для выявления смысла языкового выражения необходимо исследовать способ его употребления в языке. Как уже отмечалось, деятельность философа состоит в возвращении слов от их философского употребления к повседневному и в объяснении причины философских проблем, которая кроется в ошибочном понимании «грамматики» этих слов. Подобный подход к философским проблемам встречается в работах таких философов, как Гилберт Райл, Джон Уиздом и Джон Остин. Поэтому можно считать, что Витгенштейн II отчасти способствовал появлению у этой философской школы интереса к языку в его обыденном употреблении, так же как Витгенштейн I в свое время оказал сильное влияние на выдвижение на первый план важности создания «логически совершенного» языка, на коем так настаивали логические позитивисты из «Венского кружка».
