В западногерманской историографии высказывалось мнение, что, если бы Гитлер, прислушавшись к советам Редера и Гальдера, продолжил в 1940 г. войну против Англии в сочетании с широкими действиями в бассейне Средиземного моря, вторая мировая война приняла бы совсем другой оборот. Бывший сотрудник оперативного отдела генерального штаба сухопутных войск генерал‐майор Филиппи писал: «Гитлер не удосужился серьезно рассмотреть выдвинутую командованием сухопутных войск и флота и поддержанную штабом оперативного руководства идею поразить совместно с Италией основную артерию Британской империи на Средиземном море и тем самым в сочетании с наступлением на английскую метрополию добиться решающего исхода войны… В сущности говоря, Гитлер, скованный континентальным мышлением, боялся вообще всякого риска в операциях на периферии Европы. Поэтому он выбрал другой путь из стратегического тупика, в который сам завел немецкое военное руководство своей государственной близорукостью и отсутствием военных планов»
[586].
Подобный выбор Гитлера был обусловлен негативной, с его точки зрения, оценкой позиции СССР по целому ряду ключевых моментов и нежеланием идти на поиск компромисса в части касающейся, начиная с ноября 1940 г.
Принятие решения о проведении операции «Барбаросса» ставилось в зависимость от «поведения» Советского Союза с момента заключения Договора о ненападении между двумя странами. Число «претензий» Гитлера к Сталину (который отстаивал интересы Советского Союза в его понимании) неумолимо росло. В целях оправдать развязывание войны в ноте министерства иностранных дел Германии от 21 июня 1941 г. перечисление всех «прегрешений» Советского Союза завершались следующими надуманными «выводами»:
«Советское правительство вопреки своим обязательствам и в явном противоречии со своими торжественными заявлениями действовало против Германии, а именно:
1. Подрывная работа против Германии и Европы была не просто продолжена, а с началом войны еще и усилена.
2. Внешняя политика становилась все более враждебной по отношению к Германии.
3. Все вооруженные силы на германской границе были сосредоточены и развернуты в готовности к нападению.
Таким образом, советское правительство предало и нарушило договоры и соглашения с Германией. Ненависть большевистской Москвы к национал-социализму оказалось сильнее политического разума. Большевизм – смертельный враг национал-социализма».
Отсутствовала однозначность в интерпретации директивы № 21 ОКВ от 18 декабря 1940 г. и директивы ОКХ от 31 января 1941 г. Так, обе директивы содержали оговорки, предусматривавшие «в случае, если Россия изменит свое нынешнее отношение к Германии», осуществить в качестве меры предосторожности широкие подготовительные мероприятия, которые позволили бы нанести поражение Советскому Союзу в кратковременной кампании еще до того, как будет закончена война против Англии.
Уже 28 декабря 1940 г. Зорге, первый доложивший о принятии Директивы № 21 и единственный, кто обратил внимание на этот очень важный нюанс. Окончательное решение о проведении операции «Барбаросса» оставалось за Гитлером, только он один мог судить об изменении «отношения» СССР к Германии и выносить вердикт.
Фраза из Директивы № 21 «Приготовления, требующие более продолжительного времени, если они еще не начались, следует начать уже сейчас и закончить к 15.5.41 г.» большинством высшего командного состава (в т. ч. и начальником Генерального штаба сухопутных войск вермахта Францем Гальдером) трактовалась как дата начала операции «Барбаросса». Наряду с этой датой встречались и 16 мая, и «начало мая». В директиве ОКХ по стратегическому сосредоточению и развертыванию войск от 31 января 1941 г. говорится: «Подготовительные работы нужно провести таким образом, чтобы наступление (день “Б”) могло быть начато 21.6». Таким образом, появляется более внятная дата, хотя и она является ориентировочной.
28 марта речь шла уже об отсрочке операции “Барбаросса”, «по крайней мере на четыре недели», т. е. на первую половину, середину июня, если отсчет вести от 15 мая. 4 апреля в Генеральном штабе сухопутных войск вермахта рассматривается завершение сроков перебросок на Восток и называется даты «по 20.6» и «к 23.6», которые и предопределят ориентировочную дату начала операции «Барбаросса». 7 апреля впервые появляется дата «22 июня»: в связи с «перенесением начала операции “Барбаросса” на более поздний срок – на четыре – шесть недель» – Директивой ОКХ № 644/41 от 7 апреля 1941 г. предусматривалось завершить все подготовительные мероприятия «приблизительно к 22 июня». В этот же день начальник штаба Верховного главнокомандования Кейтель отдал распоряжение командующему вооруженными силами в Норвегии, в котором прозвучала дата не ранее 15 июня. 8 апреля появляется новая информация: «В результате своего решения напасть на Югославию Гитлер изменил сроки выступления. Выступление должно было быть отсрочено примерно на пять недель, то есть оно намечалось на вторую половину июня». Первоначальный отсчет начала вторжения в Советский Союз во всех случаях велся от 15 мая.
С одной стороны назывались и переносились предполагаемые сроки проведения операции «Барбаросса» и проводилась подготовка к вторжению в Советский Союз (однако к ускоренным переброскам на Восток еще не приступили), с другой – продолжала сохраняться неопределенность в принятии решения Гитлером. И только 30 апреля 1941 г. «Фюрер решил: Начало “Барбаросса” – 22 июня». Однако эта дата только «постфактум» может считаться окончательной. На тот момент однозначность по-прежнему отсутствует. Дата «22 июня» еще не стала необратимой и могла оставаться еще ориентировочной.
Неадекватное восприятие командованием вермахта и, в том числе начальником Генерального штаба сухопутных войск даты начала операции «Барбаросса» – в то время, когда такая дата не была еще обозначена Гитлером – перенос сроков начала операции, вернее готовности к ее проведению, все это приводило к разнобою в докладываемых разведкой датах. Сроки агрессии против Советского Союза – начало, середина мая, «от 15 мая до начала июня» – отражались в донесениях разведки и были, с одной стороны, достоверными, так как исходили от окружения непосредственных источников информации, а с другой – не соответствовали реальному положению вещей, так как Гитлер не принял еще окончательного решения.
Приказ о начале операции «Барбаросса» мог отдать только один человек – Гитлер, который находился в состоянии неопределенности и нерешительности. Отсюда и мозаичность и противоречивость поступавшей информации от разведки. Механизм подготовки вермахта к войне с Советским Союзом был запущен, но вторжение в СССР в определенный срок – 22 июня 1941 г. – все еще не было однозначным и необратимым.
Стратегическая разведка Разведывательного управления Генерального штаба Красной Армии располагала ценнейшей агентурой, находившейся в министерстве иностранных дел Германии – Рудольф фон Шелиа («Ариец»), агент-групповод Ильза Штёбе («Альта»); германских посольствах в Токио – руководитель нелегальной резидентуры Зорге («Рамзай), сотрудник резидентуры Ходзуми Одзаки («Отто»); Бухаресте – Курт Велькиш («АБЦ») и Москве – Герхард Кегель («Х», «ХВС»). Благодаря собственным позициям и широким связям в военных, дипломатических и правительственных кругах Германии и стран пребывания агентура советской военной разведки отслеживала подготовку Германии и стран-сателлитов к войне с Советским Союзом.
