– Здравствуйте, я Читаева Лариса Витальевна, шеф-повар ресторана, – начала, признаюсь, слишком уж официально, обычно отчество опускаю, и была полностью уверена в себе, пока в одном очкарике, который сидел как раз рядом с Маратом, не разглядела своего бывшего мужа, – чем… чем могу быть полезна?
Знаю, знаю, заикнувшись, сдала себя с потрохами, но после стольких лет, вот так столкнуться, это слишком для моей нервной системы, и меня переклинило: улыбка сползла, ей на смену пришла рабочая постная мина, а руки непроизвольно сжались в кулаки.
– Ну, Эдик, ты же хотел выписать комплимент умелым рукам, – тут же обратился к моему бывшему солидный мужчина, сидевший в пол-оборота, – извините, Лариса Витальевна, судя по всему, мой компаньон сражён наповал вашей красотой. – Рассмеялся солидный и я показала, какого цвета бывает варёная свёкла.
– Да, извините, – так же, спотыкаясь на каждом звуке, вступил, наконец-таки, в диалог ошеломлённый Эдик, – восхитительный ужин, у нас даже спор вышел, мужчина готовил или женщина.
– Как интересно, и кто же выиграл в споре? – Хмыкнула я, не сводя глаз с Эдика. И так смотрела, пока мою талию, а если быть точной, то, что пониже её, не обвила рука ещё одного заседателя весёлой компашки.
Не успела я на это нападение толком отреагировать, как услышала до боли знакомый голос Фили. Тут же опустила взгляд к наглецу, столкнулась с его серьёзными глазами и смогла лишь выдохнуть.
– В споре, Лариса, выиграл я. – Одними губами улыбнулся он, взгляд же, оставался неизменен. – Ужин, действительно превосходный, впрочем, как всегда у тебя. Только можно мне ещё чашечку кофе? По особому рецепту.
Филя не прищурился, чем бы показал шутливость своих слов, не улыбнулся, единственное, что сделал, так это убрал свою руку, и на том спасибо.
– Знаете, Филипп Аркадьевич, здесь вам не кофейня.
Вылить свой негатив получилось почему-то лишь на Филю, Эдику я больше не подарила и капельки внимания, развернулась и уверенно ринулась в сторону кухни. Шла наугад, потому что перед глазами уже всё расплывалось, кое-как удалось не вписаться в ходящую ходуном дверь кухни. Минув весь собравшийся народ, я напролом отправилась в свою коморку, в которой вот для таких случаев даже замка не было. По пути рявкнула кому-то из подчинённых, чтобы вечер заканчивали сами. Хотя сказать «заканчивали» в восемь часов это уже слишком, только вступил в своё право разгар ресторанного веселья. Кое-как вместилась с ногами в кресло, в которое обычно вмещалась только попа, прижала голову к подтянутым коленям и разревелась. Громко, надсадно, так, что все за дверью слышали, но было всё равно, обида вдруг накрыла с головой, воспоминания нахлынули волной и сил остановиться уже не было.
Я практически не плакала, когда осталась одна, без денег с грудным ребёнком на руках, думала, что забыла, вычеркнула весь негатив из жизни, но сейчас понимаю, что всё это время моя обида лишь кумулировалась, накапливалась, наслаивалась одна на другую. И вот теперь вся эта ересь решила покинуть моё смертное тело, дабы жить во вселенной самостоятельно, да и пожалуйста, да и хрен с ней! Только побыть наедине со своей проблемой не удалось, некто, чьё лицо я не смогла бы разглядеть, даже соизволив поднять голову (не зря слёзы ручьём лились), резко и уверенно сначала раскрыл дверь, а затем закрыл её, оставаясь в коморке вместе со мной. Но мне не до того, я полностью погружена в свою обиду, в то унижение, которое когда-то пережила. И тут же сильные ручищи подхватили меня, словно пушинку, неизвестный усадил к себе на колени, сам же уместился в миниатюрном креслице, в котором до этого сидела вся я. И никаких тебе тошнотных: «У тебя что-то произошло?», или там, не знаю… «Я могу тебе чем-то помочь?». Можешь! Ответила бы я на вопрос, «выслушай моё молчание и можешь быть свободен», но у меня никто и ничего не спрашивал. И вообще, ситуация для меня из ряда вон. Обычно я принимаю решения, милостиво позволяю, или без сожаления отвергаю, а здесь… Филя… конечно, это он и если бы мой нос не был так заложен (физиология, мать её так), я бы обязательно почувствовала аромат его парфюма, его загорелой кожи, его лосьона после бритья. Но я чувствовала лишь тепло и уверенность за спиной. Он крепко прижимал меня к себе, обнимая обеими руками, не гладил по голове, не утешал, просто сидел и слушал, как я реву, спокойно уткнувшись носом в мою макушку и опаляя кожу горячим дыханием. И не было желания вырваться, выставить его за дверь. Было уютно, так, как маленькому ребёнку рядом с мамой, и уже не важно, где вы находитесь, на шумном вокзале или в тёплой домашней обстановке. Сколько мы так сидели я, конечно же, не знаю, могу только одно сказать точно: он меня не поторапливал, не прерывал, и своим спокойствием наверно и внушил, что всё хорошо. Вот так, сидя с практически незнакомым человеком в обнимку, я не заметила как мои слёзы закончились, в носу отлегло и я перестала хлюпать и задыхаться от истерики и нехватки воздуха. А когда я это осознала достаточно чётко, Филя больше не дышал мне в макушку, немного отстранился, прижался краешком губ к щеке и тихо прошептал.
– Вот и хорошо. А теперь, я всё же надеюсь снова попробовать твой кофе. И у меня только одна просьба: я не знаю, сыпешь ты туда соль или нет, но если да, то пусть это будет соль не твоих слёз.
Замысловато, конечно, но до меня дошло. Его руки разжались и моё тело почувствовало себя осиротевшим, отчего я глубоко и достаточно горестно вздохнула, но, как ни старалась, больше сочувствия и понимания не получила. Филя тихо поднялся сам, поправил галстук и выскользнул из коморки, словно его тут и не стояло. А мне что прикажете? Отряхнуться, как курочке, и клевать травку далее? Сейчас? Да пожалуйста! После такой моральной поддержки хоть до утра, и я, с новыми силами и небывалым вдохновением, сначала приготовила обещанный кофе, и только потом принялась за прямые обязанности, которые на время незапланированного таймаута перешли на не совсем хрупкие плечи всей поварской кодлы. И хотелось творить, в голову лезли какие-то, на первый взгляд, сумасшедшие идеи, а мне оставалось только записывать, пробовать свои новые творения на Андрюхе и Лёнчике и снимать сливки в виде их сытных довольных улыбок. Так я и пропорхала до самого закрытия. Потом ещё час добивала то, что мне удалось записать по ходу вдохновения, сочетания ароматных трав и специй, различных соусов и гарниров. В общем, из ресторана вышла, когда часовая стрелка уверенно перевалила за три часа ночи. С улыбкой на лице, смысл которой знала только я, но любой прохожий, если бы он и был, трактовал бы её по-своему. И вот так я шла к автомобильчику, пока не обнаружила, что на стоянке не одна. И, не успев пикнуть кнопкой брелка сигнализации, оказалась заключена в уютные, уже сроднившиеся со мной, Филины объятия. В ответ смогла только продолжать улыбаться, да потому что рядом с ним хочется улыбаться! Все женщины знают наизусть такие моменты, когда отношения только начинают завязываться, и обоюдная неловкость переходит в такое же обоюдное желание никогда не расставаться. Вот сейчас у меня как раз такой момент.
– Что? – Мурлыкнула я в мощную шею, к которой была прижата.
– Что?
– Что-то хотите добавить, Филипп Аркадьевич?
