Любовь отца – как важно детям!
Их взгляд лучист и чист,
Он полон веры, Любви без меры:
Ведь он такой большой и сильный,
Такой родной,
Всегда желанный и любимый.
В их маленьких сердцах
Он – солнце в небесах.
Они – любовь,
Его и плоть, и кровь.
А как его рука надежна и крепка,
И как сильна, и как верна.
И сам он так красив,
Так бескорыстен, терпелив.
Любовь его чиста и безупречна,
Как солнца луч, ласкает их сердца.
Он сказки оживляет,
С улыбкой приглашает
В волшебный звездолет.
Какое счастье, дети,
Что дэдди
[1]
есть на свете!
[2]
Глава 1
Снег валил большими белыми хлопьями – прямо как на
иллюстрациях к сказкам, которые Сара порой читала своим детям. Она сидела за
пишущей машинкой и смотрела в окно на снег, укрывший лужайку и одевший в белое
кружево деревья. Она совершенно забыла про рассказ, за который принялась с
утра. За окном все было так живописно, так прелестно. Зимняя сказка – сказочная
жизнь в сказочном городке. И люди, окружавшие Сару, тоже были не всамделишными.
Ей всегда хотелось отличаться от них, но все-таки это случилось, причем
довольно давно. Сара Мак-Кормик, бунтарская натура, в студенческие годы
заместитель главного редактора журнала «Кримсон», окончившая Редклиффский
колледж в 1969 году с отличием и с сознанием своей исключительности, –
уподобилась своему окружению. Произошло это как-то незаметно, постепенно, на
это превращение ушло двадцать лет. И вот теперь она Сара Ватсон. Супруга
Оливера Венделла Ватсона. Живет в Перчесе, штат Нью-Йорк, в красивом доме,
который вот-вот станет их собственным после четырнадцатилетней выплаты кредита.
У нее трое детей и собака. Раньше был и хомяк, но он умер год назад. Еще есть
любимый муж – милый, дорогой Олли.
Он окончил Гарвардскую школу бизнеса в том же году, что она
Редклифф, а полюбили они друг друга, когда Сара училась на втором курсе. Олли
был ее полной противоположностью. В те счастливые годы он был консервативен,
она – сумасбродна. Он считал оправданной вьетнамскую войну, и одно время Сара
ненавидела его за это. Она даже перестала встречаться с ним после выпуска, мотивируя
это слишком большой несхожестью характеров. Сама же поселилась в Сохо,
попробовала писать и, надо сказать, преуспела в этом. Ее дважды печатали в
«Атлантик Масли» и один раз в святая святых – «Ньо-йоркере». Она была
талантлива и знала это. Оливер жил в Ист-Энде, на 79-й улице, снимал квартиру
вместе с двумя приятелями и, имея степень магистра по специальности «менеджер»,
смог получить весьма неплохую работу в рекламном агентстве на Мэдисон-авеню.
Сара хотела возненавидеть его за конформизм, но так и не смогла. Еще тогда она
понимала, как сильно любит его.
Олли говорил, что хотел бы жить за городом, иметь
ирландского сеттера, четверых детей и жену, которая бы не работала, Сара же
только смеялась над ним. А Олли в ответ улыбался своей неподражаемой мальчишеской
улыбкой, которая заставляла ее сердце колотиться, даже когда она пыталась
убедить себя, что на самом деле мечтает о мужчине с длинными-длинными
волосами... художнике... скульпторе... писателе... короче, «творческой
личности».
Оливер, однако, тоже был человеком творческим и умным. Он
окончил с отличием Гарвард, и настроения шестидесятых годов никогда его не
трогали. Когда Сара принимала участие в демонстрациях, он выуживал ее из
полицейского участка; когда она спорила с ним, а войдя в раж, даже обзывала, он
спокойно и рассудительно объяснял ей свою позицию. И он был таким чертовски
порядочным, таким добросердечным. Он был ее лучшим другом, даже когда раздражал
ее. Иногда они встречались в Виллидже или Аптауне, пили кофе или что-нибудь
прохладительное или обедали. Олли рассказывал ей о своей работе и расспрашивал
о том, что она пишет. Олли уважал талант Сары, но не понимал, почему, выйдя за
него замуж, она не сможет оставаться «творческой личностью».
– Замужество – это для женщин, которым нужна поддержка.
А я хочу сама о себе заботиться, Оливер Ватсон, – говаривала она и старалась
этому следовать. Она работала дежурной в галерее в Сохо, а свободное время
посвящала литературному труду. И имела от этого кое-какие гонорары. Иногда.
И вот теперь Сара частенько спрашивала себя, смогла бы она
позаботиться о себе сама: зарабатывать на жизнь, заполнять собственные
налоговые квитанции и следить, чтобы срок медицинской страховки не истек. За
восемнадцать лет их совместной жизни она стала очень зависимой от Оливера. Он
брал на себя все мелкие проблемы в ее жизни и большинство крупных. Это было
похоже на жизнь в герметично закрытом мирке, где на помощь всегда был готов
прийти Олли.
Сара полагалась на него во всем, и чаще всего это ее больно
задевало. А вдруг с ним что-нибудь случится? Справилась бы она сама? Смогла бы
содержать дом, себя и детей? Иногда она пыталась говорить об этом с Олли, но
тот только смеялся и говорил, что ей никогда не придется беспокоиться. Он не
нажил состояния, но зарабатывал хорошо и обладал чувством ответственности. Он
застраховал свою жизнь во многих компаниях. Мэдисон-авеню была к нему
благосклонна, и в сорок четыре года он стал третьим лицом в «Хинкли, Берроуз
энд Доусон» – одном из крупнейших рекламных агентств в стране. В фирме его
ценили и уважали. Олли был одним из самых молодых вице-президентов в этом
бизнесе, и жена им гордилась.
Но все равно Саре было обидно. Обидно оттого, что она сидит
в этом милом маленьком Перчесе, глядит на падающий снег и ждет возвращения из
школы детей, а сама собиралась ведь писать рассказ... рассказ, который никогда
не будет написан, который никогда не будет иметь конца, который она никуда не
пошлет, как и другие рассказы, которые пыталась написать в течение последних
двух лет.
Сара решила снова взяться за перо в канун своего
тридцатидевятилетия. Для нее это было важное решение. Встречать тридцать
девятый год своей жизни было особенно тяжело, хуже, чем сорок. Сорок лет – это,
по ее словам, судный день. Впрочем, Оливер по случаю сорокалетия увез ее на
месяц в Европу. Двое детей были в лагере, а свекровь взяла к себе Сэма. Ему
тогда было только семь, и Сара впервые оставила его. Попав в Париж, она
почувствовала себя на седьмом небе... Ни детей, ни собак, ни родительского
комитета, ни благотворительных обедов для школ и местных больниц... никого...
ничего... только они вдвоем и четыре незабываемые недели в Европе. Париж...
Рим... поездка на машине по Тоскании, краткая остановка на итальянской Ривьере,
а потом несколько дней плавания на арендованном катере между Каннами и
Сен-Тропе... Затем опять на машине в Эз и Сен-Поль-де-Ванс, обед в Коломб-д'Ор
и, наконец, несколько ветреных дней в Лондоне. Во время поездки Сара постоянно
вела дневник и исписала семь записных книжек. Но когда вернулась домой... ноль.
Ни одна из записей не вылилась в рассказы, статьи или даже стихи. Она просто
сидела, уставившись в чистый лист бумаги, которому, кажется, никогда не суждено
было заполниться. И теперь, полтора года спустя, все было так же.
