Она была не только умной, но и скромной, к тому же обладала
чувством юмора.
– Не говори глупости.
Дафна помахала ему и вышла из кабинета, а Олли размышлял,
почему не испытывал к ней физического влечения. Она была красивой, имела
великолепную фигуру, а свою миниатюрность удачно маскировала деловыми костюмами
и простыми платьями. Может, сдерживало сознание того, что он все еще женат на
Саре? Но дело было не только в этом. Дафна словно носила табличку: «Буду с
тобой дружить, но близко не подходи, старина. Не трогай меня». Оливера
интересовало, что было за этим – ничего серьезного, просто стиль поведения на
работе или еще что то. Может, как-нибудь представится случай спросить ее об
этом?..
Олли добрался домой в четверть восьмого. Сэм крепко спал в
его кровати, голова у него была потная и горячая. Старших не было дома, и Олли
пошел вниз приготовить себе яичницу. Ужин ему не оставили. Агги приготовила
Сэму куриный бульон и блинчики и решила, что Оливер сам о себе позаботится. Он
поел и стал ждать возвращения Бена и Мел.
Ждать пришлось долго. Мелисса пришла в десять, счастливая и
взволнованная. Пьеса ей нравилась, к тому же она исполняла главную роль. Но,
увидев отца, сразу надулась и, ни слова не сказав, убежала в свою комнату.
Оливер же, в одиночестве сидя в кабинете, спокойно поджидал ее старшего брата.
Услыхав, что хлопнула входная дверь, Олли быстро вышел навстречу
сыну, выражение его лица говорило само за себя. Бену предстояла неприятная
беседа.
– Где ты был?
– По вторникам у меня баскетбольные тренировки. По его
глазам Олли не мог прочитать ничего, но на вид он был здоров и силен, и все в
нем кричало о самостоятельности.
– До полуночи?
В такие байки Олли не верил.
– Я еще заезжал перекусить. Большое дело...
– Нет, не «большое дело». Я не знаю, что с тобой
творится, но, по-моему, ты решил, что, раз мама уехала, можно делать все, что
тебе нравится. Нет, это не тот случай. Все остается по-старому, ничто здесь не
изменилось, кроме того, что она уехала. Я по-прежнему хочу, чтобы вечерами в
будни ты был дома, занимался, общался со всеми нами, хочу, чтобы ты был здесь,
когда я возвращаюсь с работы. Это понятно?
– Да, конечно. Но не все ли равно? – сердито ответил
Бен.
– Мы все еще семья. С ней или без нее. Сэму и Мел ты
тоже нужен... как и мне...
– Это ерунда, пап. Сэму нужно только одно – мама. А Мел
полжизни проводит, болтая по телефону, а вторую половину – закрывшись в своей
комнате. Ты приходишь домой не раньше девяти, и такой усталый, что не можешь с
нами разговаривать. Так какого же дьявола мне сидеть здесь и терять время зря?
Оливера явно обидели его слова.
– Такого, что ты здесь живешь. И я не прихожу в девять,
а самое позднее в восемь. Я каждый вечер несусь как угорелый, чтобы успеть на
эту электричку, думая, что ты дома. Не хочу тебе больше это повторять,
Бенджамин. Все это продолжается уже месяц. Что ни вечер – тебя нет. Если не
покончишь с этим, я намерен запретить тебе вообще отлучаться в течение месяца.
– Черта с два?
Бенджамин вдруг озлобился, и это задело Оливера. Сын никогда
раньше так ему не отвечал, он бы не посмел. А теперь вдруг высказал открытое
неповиновение.
– Именно так, мистер. Ты сам заслужил. Итак, с этой
минуты запрет действует.
– Плевать я хотел!..
Был момент, когда Олли казалось, что Бен его ударит.
– Спорить бесполезно.
Они говорили на повышенных тонах, и оба не заметили, как по
лестнице тихо спустилась Мел, которая встала у двери кухни и наблюдала за ними.
– Хоть мамы и нет, я все еще диктую здесь правила.
– С какой стати? – раздался за их спинами рассерженный
голос. Оба с удивлением обернулись и увидели Мелиссу. – Кто дал тебе право нами
командовать? Тебя вечно нет, тебе на нас наплевать. Если бы это было не так, ты
никогда не прогнал бы маму. Она уехала только из-за тебя, а теперь ты хочешь,
чтобы мы из осколков что-то склеили.
Слыша все это, Оливеру хотелось плакать. Они ничего не
понимали. Да и как могли понять?
– Послушайте, что я вам скажу, – со слезами на глазах
обратился к детям Оливер. – Я делал все, что мог, чтобы мама не уезжала. Но
хотя я и виню себя за ее поступок, мне кажется, что внутренне она всегда хотела
сделать это: продолжать образование, покинуть нас и вести свою жизнь. И
независимо от того, виноват я или нет, – я всех вас очень люблю... – Голос у
него дрогнул. Олли усомнился, сможет ли продолжать, но все-таки решился: – И ее
тоже. Мы не можем допустить, чтобы наша семья теперь распалась, она слишком
много для всех нас значит... Вы мне нужны, ребята...
Он стал плакать. На лице Мел застыл ужас.
– ...Вы мне очень нужны... и я люблю вас...
Оливер отвернулся и почувствовал на своем плече руку
Бенджамина, а в следующее мгновение – объятие дочери, прижавшейся к нему.
– Мы любим тебя, папа, – прошептала она хрипловато.
Бенджамин ничего не говорил, просто стоял с ними рядом. – Извини, что мы себя
так ужасно вели.
Мелисса посмотрела на своего старшего брата. У того на
глазах тоже были слезы, но хоть ему было и жаль отца, у него теперь была своя
собственная жизнь и свои проблемы.
– Простите.
Дар речи вернулся к Оливеру только через несколько минут.
– Всем нам тяжело. Да и маме, наверное, тоже.
Олли хотел быть порядочным по отношению к Саре, не настраивать
детей против нее.
– А почему она не приезжает, как обещала? Почему не
звонит нам? – жалобно спросила Мелисса, когда они втроем пошли на кухню. Сара
действительно почти не звонила с тех пор, как переехала в Бостон.
– Не знаю, дорогая. Наверное, ей приходится больше
заниматься, чем она думала. Я предполагал, что так будет.
Но он не ожидал, что Сара на протяжении пяти недель ни разу
не приедет. Это было жестоко по отношению к Сэму, к ним ко всем. Олли говорил
это Саре по телефону, но та лишь твердила, что еще не готова приехать. Уехав из
дома, что само по себе было болезненно для семьи, она теперь свободно порхала и
не придавала значения их страданиям.
– На днях она приедет.
Мелисса задумчиво кивнула и села за кухонный стол.
– Но теперь это уже будет не то, что раньше?
– Наверное. Но, может, все сложится неплохо? Может,
когда мы это переживем, окажется, что перемена была к лучшему?
– Ведь раньше все было так хорошо.
Дочь посмотрела на Оливера снизу вверх, и он кивнул. По
крайней мере контакт восстановлен, хоть что-то сдвинулось в хорошую сторону.
Потом посмотрел на сына:
