Нельзя было отрицать его правоту. Хотя ни один из детей не
был в точности похож на папу, что-то от его классической красоты
присутствовало. Оливер был высоким, стройным, атлетически сложенным, с копной
густых, прямых светлых волос, которым завидовали все мамы, когда он был
ребенком, и все девушки, когда Оливер учился в колледже. И хотя Сара редко
сообщала это ему, поскольку не хотела, чтобы Олли слишком зазнавался, она неоднократно
слышала мнение, что Оливер Ватсон – самый симпатичный мужчина в Перчесе. Шесть
месяцев в году он был смуглым от загара, а его зеленые глаза сияли озорством и
юмором. Однако он не задумывался о своей внешности, что делало его еще более
привлекательным.
– Как ты думаешь, Джордж, у них еще будут дети?
У Филлис часто возникал такой вопрос, но она никогда бы не
решилась спросить об этом сына, а тем более Сару.
– Не знаю, дорогая. Мне кажется, у них и так достаточно
полная жизнь. Теперь ведь нет никакой уверенности в завтрашнем дне. У Оливера
такая ненадежная работа. Реклама – это не то что банковское дело, которым
занимался я, когда был молод. Сейчас ни на что нельзя полагаться. Возможно, для
них будет мудрее ограничиться двумя. – Джордж Ватсон говорил так на протяжении
последнего года. Он прожил достаточно долгую жизнь и видел, как многие из его
капиталовложений, некогда казавшиеся такими надежными, начинали усыхать. Жизнь
дорожала не по дням, а по часам, и им с Филлис надо было проявлять максимум
осторожности. У них был небольшой дом в Вестчестере, купленный примерно
пятнадцать лет назад, когда Оливер учился в колледже. Родители знали, что он
уже не будет жить дома подолгу, и потому не имело смысла дальше содержать
большой дом в Нью-Лондоне.
Джорджа постоянно беспокоил вопрос финансов. Это ни в коем
случае не означало, что они нуждались, но проживи родители Оливера еще лет
двадцать пять, что было вполне реально, учитывая его и ее возраст – шестьдесят
и пятьдесят семь лет, – и их сбережения могли сократиться до опасной черты.
Ватсон-старший только-только ушел из банка и получал приличную пенсию. За
последние годы он сделал целый ряд разумных вложений капитала, но все же...
береженого Бог бережет. Именно это он говорил Оливеру каждый раз, когда с ним
встречался. Он повидал в жизни многое, пережил одну большую войну и несколько
малых. В 1929-м, году Великого кризиса, Джорджу было двенадцать лет, и он
видел, как долго сказывались его последствия. Он хотел, чтобы сын был
осторожнее.
– Я не думаю, что им нужно иметь больше детей, –
добавлял обычно Джордж.
И Сара полностью с ним соглашалась. Это был один из немногих
вопросов, по которым их мнения совпадали. Когда эта тема всплывала в разговорах
с Оливером, ночью в кровати или на прогулке в лесу, она всегда говорила мужу,
что глупо это даже обсуждать.
– Зачем нам еще дети, Олли? Мелисса и Бенджамин
подрастают. С ними нет забот, у них свои дела. Через несколько лет мы сможем
делать все, что нам заблагорассудится. К чему снова вся эта головная боль?
Сара содрогалась от одной мысли об этом.
– Ну, сейчас все было бы по-другому. Мы могли бы
позволить себе нанять домработницу. Не знаю... Мне просто кажется, что это было
бы здорово. Когда-нибудь мы пожалеем, что не решились завести еще детей.
Он нежно посмотрел на жену тем своим взглядом, который так
покорял женщин, но Сара, казалось, не замечала его.
– Даже детям эта идея не понравилась бы. Бенджамину
сейчас семь, а Мелиссе пять. Малыш покажется им незваным гостем. Подумай об
этом. С ними тоже надо считаться.
Она говорила так убедительно, так безапелляционно, что Олли
лишь улыбнулся и взял ее за руку, когда они возвращались к машине. Он только
что купил первый в жизни «мерседес», а Саре на Рождество собирался подарить
шубу, которую уже выбрал в магазине «Бергдорф Гудман», и заказал вышить на
подкладке монограмму жены.
– Ты до конца в этом убеждена? – Олли был явно
разочарован.
– Абсолютно.
К сожалению, такова была правда. Не было никакой возможности
уговорить ее еще на одного ребенка. Саре был тридцать один год, и ей нравилась именно
такая жизнь, какую она вела. Чуть ли не все свое время она отдавала работе в
родительском комитете, отвозила детей в школу, привозила домой, отвозила их на
сборы скаутов, а Мелиссу еще и в балетную студию. Сара считала, что хватит с
нее и этого. Двое детей, загородный дом, еще и сеттер, купленный год назад, –
взять на себя больше забот она просто была не в состоянии, даже ради Олли.
– Как ты насчет того, чтобы поехать с детьми кататься
на лыжах после Рождества? – спросил Оливер, когда они сели в машину.
Ему нравилось проводить праздники дома. Он считал, что в
праздник нигде так хорошо не бывает, да и родителям было бы приятно. У
родителей Сары была еще младшая дочь, которая с детьми каждое Рождество
приезжала из Гросс-Пойнта в Чикаго, а у его родителей не было больше ни детей,
ни внуков. Да и Сара не горела желанием проводить праздники в родительском
доме. Раз они туда поехали, и Сара три года об этом сожалела. Сестра раздражала
ее, с матерью Сара тоже никогда не ладила, поэтому план Оливера казался очень
удачным.
– Это было бы здорово. Куда? В Вермонт? А что, если в
этом году выбрать что-нибудь поинтереснее? Может, в Аспен?
– Ты серьезно? Ты что, огреб кучу денег на прошлой
неделе?
Ему удалось найти фирме самого серьезного клиента за всю ее
историю. Он пока не сказал Саре, какую получил премию, да и ей расспрашивать
было некогда.
– Хватит, чтобы немного пошиковать, если захочешь. Или,
может, остаться здесь и уехать потом, когда дети снова пойдут в школу? Моя мама
их попасет.
Так бывало и раньше, а теперь дети стали старше и проблем не
предвиделось.
– Что ты думаешь?
– Я думаю, что это гениальная идея!
Сара обняла мужа, и они стали целоваться в новом автомобиле,
пахнущем мужским одеколоном и новой кожей.
В конце концов они сделали и то и другое. Поехали в Аспен с
детьми между Рождеством и Новым годом, а месяц спустя отправились в
романтическое путешествие на Ямайку, где провели неделю одни в вилле на берегу
залива Монтего. Они со смехом вспоминали свой медовый месяц на Бермудах – как
не хотели выходить из комнаты даже на ужин. Этот отпуск во многом напоминал то
свадебное путешествие. Сара и Оливер каждое утро играли в теннис, плавали и
загорали на пляже, но ближе к вечеру, уединившись в вилле, предавались любви, а
ужин, как правило, заказывали в номер. Это была самая романтическая из всех их
поездок, и оба, покидая Ямайку, словно заново родились. Сара не переставала
удивляться, как страстно она продолжает любить мужа. Она знала его двенадцать
лет, была замужем восемь, а все еще воспринимала их роман очень остро. Оливер,
несомненно, чувствовал то же самое по отношению к Саре. Он набрасывался на нее
с энергией восемнадцатилетнего юноши. С сексом у них всегда было в порядке, а
теперь и их взгляды уже не так разительно отличались, как прежде. С годами они
медленно срастались, и Олли шутил, что Сара становится консервативнее, а он
либеральнее. Но он чувствовал их постепенное слияние в одно целое, с единым
разумом, единым сердцем и едиными устремлениями.
