– Извините. Я в самом деле растерялся. Меня зовут
Оливер Ватсон. Это на нас, простаков с востока, Голливуд так действует. Я,
знаете, не привык каждый день иметь дело со звездами, а тем более наступать им
на ноги.
– Не расстраивайтесь. Мой отец, когда был здесь
последний раз, встретил в павильоне Джоан Коллинз и сказал ей, что она очень
похожа на его знакомую учительницу воскресной школы из Небраски. Я впервые
видела, что Джоан онемела. А он похлопал ее по спине и пошел дальше.
– Может, и мне следовало бы поступить так же? Но в вас
я не нахожу сходства с учительницей воскресной школы.
«Скорее с соседской девчушкой, – подумал Олли, – изумительно
красивой девчушкой».
Его заинтриговали ее пламенно-рыжие волосы. Судя по
матово-белой коже, это был их естественный цвет.
– Вы тоже не похожи на человека из рекламного бизнеса.
Скорее на кого-то из нашего сериала.
Шарлотта рассмеялась, и Олли понял, что делает она это
часто. Она была легка в общении, лишена манерности или аффектации, характерной
для людей ее круга.
– Боюсь, что вы ошибаетесь.
– Кстати, а как вы здесь оказались?
Кругом толпилось множество ее знакомых, ей махали, слали
воздушные поцелуи, подавали знаки, но Шарлотте, казалось, нравился разговор с
Оливером.
– У пас в агентстве кто-то заболел, и меня послали на
замену. Я узнал только в последний момент, но не жалею, что приехал.
Вдруг Олли почувствовал себя неловко:
– Мисс Сэмпсон, я вас задерживаю? Думаю, здесь множество
более важных людей, с которыми вам надо поговорить.
– Я уже заплатила свои долги. Я пришла рано, выпила
бокал шампанского и поцеловала президента телекомпании. Чего они еще могут
хотеть? Чтобы я сплясала? Не выйдет. Я сейчас не на работе. И мне нравится с
вами разговаривать. Это гораздо приятнее, чем беседы с неврастеничными
звездами, программы которых теряют популярность.
Однако о ее программе этого сказать было нельзя. Шарлотта в
тот год была кандидатом на приз «Эмми», правда, не получила его, и Оливеру было
тем более неловко, что он ее не узнал с первого раза.
– А чем вы занимались в Лос-Анджелесе, с тех пор как
приехали?
– Работал, работал и еще раз работал... Устраивался...
Честно говоря, я пока ничего не видел, кроме моего дома и офиса.
– Это не слишком весело. А ужинать куда-нибудь ходили?
– Еще нет, разве что один раз, с детьми. Мы поехали в
«Хард-рок кафе», им там очень понравилось. А я почувствовал себя
четырехсотлетним стариком и чуть не оглох.
Шарлотта засмеялась. В самом деле там тяжело было
разговаривать, но все равно это кафе ей нравилось. Интерьер был оформлен
необыкновенно. Она особенно любила разглядывать старый автомобиль Элвиса
Пресли, словно проломивший потолок. К Шарлотте тогда возвращались воспоминания
детства.
– А в «Спаго» вы еще не были?
– К сожалению, нет.
– Надо нам будет как-нибудь сходить.
Олли подумал, что это лос-анджелесский вариант нью-йоркского
«Давайте как-нибудь вместе поужинаем», и не отнесся к ее словам серьезно.
Потом она с заинтересованным видом спросила:
– Сколько лет вашим детям?
– Дочери шестнадцать, а сыну десять, и еще одному сыну,
который остался на востоке, восемнадцать.
– Неплохо, – улыбнулась она как бы с легким сожалением.
Олли ей в самом деле нравился. – А сколько жене?
Шарлотта взглянула ему в глаза, и Олли рассмеялся прямоте ее
вопроса.
– Вообще-то сорок два, но мы в разводе.
Он имел право так сказать. Документы должны были быть готовы
через восемь недель, а в его сердце все нити, связывавшие его с Сарой,
порвались.
Шарлотта Сэмпсон в ответ широко улыбнулась:
– О, это хорошая новость! А я было расстроилась!
Оливеру польстили ее слова и внимание к нему. Он в самом
деле считал, что недостоин этого. А может, она была просто застенчивой и не
любила больших приемов?
– Ваши дети теперь здесь?
– Нет, они улетели на восток, чтобы провести Рождество
с матерью, в Бостоне.
– Но вы же сказали, что жили в Нью-Йорке? Шарлотта была
озадачена.
– И почему они не остались на Рождество с вами?
– Потому что они и так со мной постоянно живут. Мы
действительно жили в Нью-Йорке, но она живет в Бостоне. Она уехала туда год
назад продолжать образование, и...
Олли посмотрел на Шарлотту. Голливуд не Голливуд, он решил
рассказать ей все как есть, хотя и не был уверен, что ей до этого есть дело. Однако
она проявляла заинтересованность и, похоже, была хорошим человеком.
– И она нас оставила... меня и детей... Поэтому они
теперь живут со мной.
Шарлотта вдруг печально взглянула на него и отбросила свои
длинные рыжие волосы.
– Это похоже на долгую, грустную историю.
– Совершенно верно. Так было. Теперь это уже короткая
история. Она счастлива. У нас все хорошо. Ко многому привыкаешь, если надо.
– А дети? Олли кивнул:
– Они в порядке. Теперь, как мне кажется, они смогли бы
выдержать любые испытания. Это хорошая команда.
– А вы, похоже, хороший отец.
– Благодарю, сударыня.
Оливер слегка поклонился, оба рассмеялись. В этот момент к
ним подошел один из руководителей телекомпании. Он поцеловал Шарлотту в обе
щеки, Оливеру пожал руку и сказал, что наблюдает за ним на протяжении часа.
– Я хотел познакомить тебя кое с кем из наших друзей,
но вижу, что ты и так уже познакомился с моей фавориткой.
– Едва переступив порог, я попытался ее растоптать, а
она была так любезна, что не вышвырнула меня вон и не подала в суд. Теперь
Шарлотта сильно хромает, поэтому мы тут стоим и я мучаю ее рассказами про своих
детей.
– Я с удовольствием с вами разговариваю, Оливер, –
произнесла Шарлотта с ноткой обиды, а мужчины рассмеялись. Потом она с
недовольной гримасой обратилась к боссу телекомпании: – Ты что, собираешься его
куда-то увести?
– Вынужден. Но если хочешь, приведу его обратно, –
заверил тот и наклонился к Оливеру со словами шутливого предупреждения: – Имей
в виду, она не выносит кинозвезд, обожает детей и собак и никогда не ??абывает
роль. Я таким женщинам не доверяю, а ты? Вдобавок она чертовски хорошенькая.
Тебе надо увидеть ее в четыре утра – просто обалдеть можно: никакого макияжа и
лицо как у ангела.
– Кончай, Говард! Ты прекрасно знаешь, как я выгляжу по
утрам.
Шарлотта смеялась, весело было и Оливеру. Он бы с
удовольствием посмотрел на нее в четыре утра, в макияже или без него.