– Он все-все врет. Я терпеть не могу детей и собак. Но
когда они говорили о детях Оливера, на это было не похоже.
– О'кей, Чарли, ты себе развлекайся, а я Оливера
заберу. Скоро доставлю его обратно.
К большому сожалению Оливера, его увели, и Говард стал
знакомить его со всеми сколько-нибудь значительными особами, присутствовавшими
на приеме. Лишь через час Олли удалось вернуться на то место, где они стояли с
Шарлоттой. Ее, конечно, там уже не было. Он в общем-то не надеялся, что она
ждет, но был бы очень рад, если бы так случилось. Олли вышел из павильона и
стал искать свой лимузин. И тут, к своему изумлению, в отдалении заметил ее,
садящуюся в красного цвета «мерседес». Волосы она заплела в две косы, смыла
макияж, на ней было старое черное кожаное пальто. Олли помахал ей, Шарлотта его
увидела и тоже помахала, потом замешкалась, словно ожидая, чтобы он подошел.
Оливер направился к ней сказать, как был рад знакомству. Шарлотта приветливо
улыбнулась.
– Домой?
Она кивнула, взглянув на него снизу вверх все с той же
улыбкой, и вдруг показалась Оливеру похожей на маленького ребенка. Очень
симпатичного ребенка, констатировал Олли.
– У меня две недели отпуска до конца праздников. А как
насчет вас? Покончили с обязанностями?
Олли кивнул. Он хотел бы пригласить ее куда-нибудь, но не
решался. А потом подумал: «Была не была, от Шарлотты Сэмпсон получить отказ не
обидно», – и спросил:
– Вы ужинали?
Шарлотта покачала головой и затем с веселым видом
предложила:
– Хотите, пойдем на пиццу в «Спаго»? Я не уверена, что
мы попадем, но попробовать можем. Там обычно довольно людно.
Она употребила очень мягкое определение. Как правило, в
«Спаго» яблоку негде было упасть от посетителей, жаждущих отведать блюд,
приготовленных Вольфгангом Паком, и поглазеть на звезд, которые туда
захаживали.
– С превеликим удовольствием.
Олли был в восторге. Он через плечо глянул на свой лимузин:
– Разрешите вас подвезти? Или следовать за вами?
– А почему бы вам не поехать со мной?
– Вы не будете возражать? Разумеется, так было бы
проще.
Шарлотта снова тепло улыбнулась. Ей нравились его внешность,
его голос, легкость в общении, спокойствие. Он производил впечатление надежного
^заслуживающего доверия человека.
– Конечно, нет, – ответила она.
Тогда Олли быстро отпустил шофера, словно боясь, что
Шарлотта передумает, и занял переднее сиденье рядом с ней. А она вдруг
повернулась к нему:
– Мне пришло в голову кое-что получше. В «Спаго» порой
бывает слишком шумно. Я знаю другой итальянский ресторанчик. Он называется
«Кьянти». Там темно, и никто нас не увидит. Можем позвонить отсюда и узнать,
есть ли свободные столики.
Шарлотта указала на маленький красный телефон, прикрепленный
к приборной панели. Она одной рукой набрала номер, а другой в то же время
завела мотор. Оливер смотрел на нее с изумлением.
– Что-нибудь не так? – спросила она.
– Нет, я просто недоумеваю.
– Да, – усмехнулась Шарлотта, – путь далек из городка
Линкольн в Небраске.
Ресторан ответил сразу же, они были рады зарезервировать
столик для мисс Сэмпсон. Ее выбор оказался очень удачным. Ресторанчик был
маленький, в нем царили полумрак и интим и не было никаких новомодных выдумок.
Интерьер был как в старых добрых итальянских ресторанах, а меню привлекало
восхитительными блюдами. Старший официант быстро принял у них заказ. Они сидели
рядом на банкетке, и Оливер пытался свыкнуться с необычностью своего положения.
Он ужинал с самой Шарлоттой Сэмпсон! Но ведь это был Голливуд, не так ли? На
долю секунды его мысли обратились к Меган. Здесь все было совсем иначе. Те
свидания носили изощренный и отчасти декадентский характер, а тут все казалось
таким простым. Видимо, потому, что Шарлотта была таким человеком. Она казалась
очень земной.
– Идея была отличная, – похвалил Олли, и оба потянулись
к булочкам. Они ужасно проголодались.
– Как замечательно, что завтра не нужно в четыре утра
ехать на работу. Порой это очень мешает общению с друзьями. Чаще всего я
слишком устаю к вечеру, чтобы еще куда-то ходить. Я приезжаю домой, принимаю
ванну и забираюсь в постель со сценарием на следующий день, а в девять выключаю
свет и засыпаю мертвым сном.
– А как же знаменитые голливудские вечеринки?
– Они для кретинов. За исключением обязательных, вроде
сегодняшней. На остальные можно не ходить. А на такие, как сегодняшняя, не
пойти опасно. Нельзя сердить руководство телекомпании.
– Я об этом слышал. Неужели все время приходится жить в
таком напряжении?
– Временами, если твой рейтинг не слишком высок.
Паршивая это работенка, – рассмеялась она, – но я ее люблю. Мне нравится, что
она такая творческая, тяжелая, я получаю удовлетворение, когда удается
справиться с трудным сценарием. Мне интересно заниматься еще и другими вещами,
но этот опыт просто неоценим.
Она снималась в сериале уже на протяжении двух лет.
– А чем бы вы охотнее всего занимались?
– В профессиональном смысле? Интересный вопрос...
Наверное, Шекспиром. Я его много играла в колледже и потом в летней бродячей
труппе, когда не могла найти другую работу. Я люблю настоящий театр, это
напряжение, необходимость помнить роль слово в слово и хорошо играть ее каждый
вечер. Для меня верхом мечтаний был бы, наверное, Бродвей.
Оливер кивнул, он ее понимал. Это, конечно, вершина актерского
мастерства, но и то, что она делала, было здорово. Олли восхищался ею. Помимо
всего, это была гораздо более тяжелая работа, чем многим казалось. Он это уже
понял.
– А в кино вы снимались?
– Один раз, – рассмеялась она. – И очень неудачно.
Единственной особой, которая это смотрела и которой понравилось, была моя
бабушка в Небраске.
Они рассмеялись. Подали ужин, за которым они говорили и
говорили: о работе, о его детях, о сложностях их профессий, о его самочувствии
в должности новоиспеченного директора.
– Реклама – это сложное дело. Раз напортачишь – и
потеряешь клиента.
Она много об этом слышала, но Оливер казался удивительно
спокойным, учитывая напряжение, в котором работал.
– Да нет, от вашей работы не очень отличается. Вам тоже
особой свободы не дают.
– Поэтому надо иметь еще что-то, какую-то отдушину, не
менее важную для тебя, чем работа.
– Например?
Шарлотта ответила без колебаний:
– Мужа, семью, детей. Людей, которых любишь. Навыки в
чем-то другом. Потому что в один прекрасный день съемки, автографы, вся эта
суматоха – все кончится, и важно не допустить, чтобы это стало для тебя
трагедией.