Так. Какие же у них ближайшие планы?
Сегодня они возвращаются в Париж, и там еще два дня надо ходить в рестораны, в театры, в гости. Отказаться? Ну нет! А как же новое красное платье? Нельзя, чтобы такая красота пропадала. К Юлии постепенно возвращался ее боевой дух, и она уже с удовольствием вспомнила о парижской опере и о возможности встречи с друзьями…
А Алексей, что делать с ним? Прежде всего, решила Юля, все просчитать. Насколько он от нее зависит? Насколько она от него зависит? Что с финансами?… Но это потом. А пока, сказала она себе, не думать ни о чем. Наслаждаться Францией и не расстраивать детей. Они тут ни при чем. В конце концов, это подлость только по отношению к ней, а не к детям, и она не имеет права лишать их отца.
Незаметно для себя Юлия дошла до моста через реку. Город кончился, вокруг простирались холмы, позади, над Луарой, возвышался замок. Без снега не верилось, что сегодня первое января, ничего новогоднего не было в природе…
Она постояла над рекой и снова стала думать о том, как ей вести себя дальше. С Алексеем все было более или менее понятно — она просто не допустит его до себя. А вот как быть с доносчиком? Вычислить его она не сможет, плохо знает банковский коллектив. Агентов своих у нее там нет. Хотя, пожалуй… может быть, Федор Рудак? Вот с ним и надо будет поговорить.
Вдали показались неспешно прогуливающиеся старик с собакой. Огромная овчарка вдруг помчалась прямо на Юлию. Женщина остановилась, привычно наклонилась, чтобы поговорить с собакой — она умела обращаться с большими псами, — и вдруг почувствовала внезапный, липкий, тошнотворный страх. Случись что, у нее ведь даже никаких документов нет с собой… Но пес обежал ее стороной, а старик робко вымолвил: "С Новым годом, мадам!"
Как хорошо им, этому старику с собакой, они здесь родились, здесь и умрут, не шатаются без толку по свету, чтобы встретить Новый год. Не надо было никуда ехать. Может быть, и не узнала бы ничего про это гадкое дело…
Она быстро пошла, чтобы вернуться в гостиницу к завтраку. Слезы медленно текли по ее лицу, застилали глаза, она машинально вытирала их тыльной стороной ладони и все-таки чувствовала: утренняя прогулка отчасти укрепила ее дух, уравновесила душевное состояние. Будь что будет…
Оставшиеся дни в Париже запомнились Юлии плохо. Они куда-то ходили, что-то смотрели, но она была по-прежнему полностью погружена в свои мысли, не могла смотреть на мужа и подавленно молчала. Если можно было остаться в гостинице, то она стремилась к этому всеми способами.
Как-то они договорились поужинать вместе с Рудаками в милом недорогом ресторанчике. Приглашали Земцовы. Это было оговорено еще в Москве: дружеский новогодний ужин. Юлия решила, что поговорить толком с Федором в компании Алексея и Тамары будет, естественно, невозможно, и потому надо назначить Федору тайное свидание. После долгих раздумий она укрепилась во мнении, что Федор Рудак — единственный человек на свете, которому она сейчас сможет доверить свои чувства. С Тамарой тоже можно было бы посоветоваться, но она боялась ее взрывных эмоций и реакции радикальной феминистки. Все мужики — сволочи, скажет она. Допустим, это правда. И что дальше?…
Старый друг как будто почувствовал ее неожиданный пристальный интерес к себе и пригласил танцевать. Они быстро договорились о встрече на завтра. Федор, кажется, сразу уловил проблему. Юлии первой было бы неудобно спрашивать его про личную интимную жизнь Алексея, но Рудак сам намеками завел этот разговор. Она знала, что в студенчестве Федор ей очень симпатизировал. И не стеснялась этого человека.
Они встретились на следующий день, в маленьком бистро, в центре города. Начала Юлия сразу, без предисловий:
— Послушай, Федор, у меня к тебе разговор. Может, длинный, а может, короткий — не знаю. Но ты — единственный человек, к которому я могу обратиться. Мне сообщили о романе Алексея, если это можно так назвать. Что ты думаешь по этому поводу, что ты знаешь? Я, признаюсь тебе, совсем растерялась и вот вызвала тебя, чтобы поговорить…
— Конечно, знаю, Юленька, видел, как и все в банке, честно говоря. Врать было бы глупо. Черт бы его побрал, этого Лешку…
— Но что все-таки случилось? С чего это его потянуло на чужих девушек, ты мне можешь объяснить? И насколько он увлечен? Роман это или интрижка? — Она понимала, что задает ему глупые, неправильные вопросы, но ничего не могла с собой поделать. Внутри у нее тугим колючим клубком сжались, скрутились, переплелись боль, отчаяние и недоумение, и она нуждалась сейчас хоть в каком-нибудь ответе, как наркоман нуждается в дозе успокоительного препарата.
— Мне, Юлечка, надо было бы ответить тебе: спроси у своего мужа. Но, если хочешь, могу попытаться тебе объяснить, как я сам это понимаю. Богатые люди у нас бредят нынче длинноногими манекенщицами. Длинноногости в наш фетишистский век придают особое, совершенно необъяснимое для меня, например, серого валенка, значение. Ну а твой муж — он же мой друг, Алексей Земцов, — он ведь у нас крутой финансист, бизнесмен суперкласса, бизнес-элита, и у них так принято. Он кует свой имидж — так, как он это понимает, и длинноногая любовница входит в этот джентльменский набор в обязательном порядке. Так что, по-моему, не следует искать причину такого крутого для Лешки виража где-то глубоко, в ваших личных отношениях. Она на поверхности — в этой самой идиотской всеобщей моде на длинноногих красоток.
— Твоя теория утешает, но только отчасти. Ведь Алексей никогда за модой — а тем более такой — не гнался, он традиционный и консервативный человек.
— Ты, конечно, вольна мне не верить, — протянул Федор, глядя на собеседницу почти с сочувствием. Ну и ну, вызывать жалость у Рудака! До чего же она докатилась!.. — Но я тебя уверяю, милая Юлечка, что так оно и есть.
— А что собой представляет эта девушка? Кто она? Откуда взялась?
— Из Подмосковья, молоденькая, двадцать три года. Закончила курсы секретарей, из родителей — одна мать. Я ее плохо знаю. Но, по-моему, головка у нее работает. Молчалива и загадочна. На мой взгляд, излишне прагматична. Изображает слабую личность, которая нуждается в мудром совете и в опоре. Алексею это льстит, и он ее опекает.
— Видимо, по контрасту. В нашей паре его всегда опекала я. Мальчик Алеша вырос и превратился в дяденьку… Ладно, не буду злобствовать, хотя, сам понимаешь, очень хочется. Дылда взяла надо мной верх.
— Я думаю, хотя за нашего друга отвечать не могу, что это ненадолго и несерьезно. Для имиджа, повторяю тебе, Юлечка, исключительно для имиджа. Такая девушка — нечто вроде визитной карточки бизнесмена. У шефа должна быть романтическая история.
— Да знаю я все эти ваши мифы Древней Греции! Ерунда! Оправдания могут быть любые, любого уровня. Меня интересует факт, а факт налицо. И простить его невозможно.
— Не горячись, старушка, ты же у нас умница.
— А по той причине, что умница, мне еще обиднее. Мне обидно, как было обидно тысячам женщин до меня. Но мою обиду это не уменьшает. Банально, как всегда: жена узнает последней… Что мне делать, как поступить, Феденька?
