М: «Меньше болтовни, больше драк».
Д: Точно!
А: Одной из причин, по которой это нас так потрясло, было то, что Фебби никак его не задевал, он был просто парнем, который жил своей жизнью.
Д: Это было намеренным. Телеканал не выражал недовольства по поводу эпизода, пока мы его не отсняли, потому что убийство вышло реально здорово. Не думаю, что многие телеактеры могли бы сыграть так, как удалось Джиму. У него слюни изо рта летели.
Когда представители HBO прочитали сценарий, они ничего такого не увидели. А вот когда они его увидели, что называется, воочию, то тогда вмешался Крис Олбрехт. Он сказал: «Надо с этим что-то делать». А я ответил: «Если он не убьет этого человека, то он слабак. Предателя и стукача нужно убить».
И тогда я выступил с глупой идеей о парне, продающем наркотики детям из колледжа, что, на мой взгляд, было ужасным компромиссом.
А: Джуниор — привязанный к дому советник, и он быстро стареет. А вы не жалели, что сделали его таким в последние годы — ведь, если бы он был активным, Тони мог бы убить его?
Д: Нет. Я всегда был доволен историей о Джуниоре — кем Джуниор стал и как он начинал. Он мой любимый герой в сценарии.
А: Правда? Почему?
Д: Сначала это была Ливия. Мне кажется, это потому, что они такие выразительные. Они пожилые люди, а потому могут говорить все, что думают. Они никогда не наносят ударов исподтишка, они всегда бьют прямо и сильно.
Кристофер был еще одним, кого мы держали на подстраховке, хотя иной раз он подтупливал. Герои, которые в сценарии были самыми забавными, сами себя воспринимали серьезно.
Мне всегда цитируют слова Ливии: «Психиатрия? Это обман для евреев!» [Смеется.]
А: К слову о психиатрии: откуда возникла идея такого длительного показа [в «Изабелле»], галлюцинаций Тони? Они здесь составляют большую часть сюжета?
Д: Я не знаю. Думаю, что я просто так увидел.
М: Это первый пример сна или фантазии Тони, который приводит его к заключению о его реальной жизни — с помощью Мелфи, конечно. Он понимает, что мать никогда его не любила и желала ему смерти. Я считаю, что «Изабелла» и «Я мечтаю о Джинни Кусамано» — это две половины двухчастного целого. В первой части психический взрыв, а во второй — анализ и разрешение его.
Д: Да. Можно сказать, что фильм «Отвращение» (Repulsion) Романа Полански был своего рода предшественником, хотя я полагаю, что люди, снимавшие раньше психотические эпизоды, психические нарушения в кино и на телевидении, делали это так, что ты не знал, реально это происходит, или нет.
А: Был ли когда-нибудь такой момент, когда вам хотелось оставить вопрос о реальности Изабеллы неразрешенным?
Д: Нет.
М: Хорошо, потому что позже вы все же оставляли такие вещи неразрешенными.
Д: Я подхватил эту болезнь. [Смеется.] В то время я еще не был испорченным парнем!
М: Тони много раз оказывается в ситуациях, где ему приходится решать, убивать кого-то или нет, и ответ обычно таков: «Я убью его».
Д: И он убивает людей, хотя ему не следует убивать их лично.
М: Неудачное нападение на Тони в «Изабелле» — очередной пример того (это применимо и к «Колледжу»), что Тони выглядит счастливее, когда он убивает кого-то или с кем-то сражается?
Д: Я совершенно в этом уверен. В случае Тони, как я думаю, на биохимическом уровне вырабатывается что-то вроде естественных наркотических веществ.
М: Вы упомянули наркотики, а мы часто сталкиваемся с наркотиками в сериале, многие люди либо употребляют их, либо находятся в стадии ремиссии, либо втягиваются, либо прекращают…
Д: И затем снова начинают.
М: Насилие — это наркотик для Тони?
Д: Думаю, надо сказать: «Да».
А: Апельсиновый сок — выражение уважения к «Крестному отцу»?
Д: Не то что бы я знал об этом!
А: Что касается значения яиц в «Клане Сопрано», яйца символизируют смерть, а Валентина взбивает яйца, и поэтому она только получает ожоги, но не умирает! Вы сознательно использовали яйца?
Д: Абсолютно! [Смеется.]
М: То есть яйца в «Клане Сопрано» — это то же самое, что и апельсины в «Крестном отце».
Д:[саркастически] Точно!
А: Когда сериал вышел на экраны, он был весь отснят или что-то в процессе доснимали?
Д: Был весь отснят.
А: Я спрашиваю, потому что есть пара эпизодов — «Легенда о Теннесси Молтисанти» и «Хит — это хит», — которые кажутся написанными в ответ на обвинения в клевете, которые вы получили.
Д: Я знал, что так будет. Когда я работал над «Досье детектива Рокфорда», мы постоянно с этим дерьмом возились. В то время нельзя было давать людям итальянские имена: раз гангстер, то должен быть «Мистер Андерсон» или что-то вроде того. Это было постоянной проблемой. Мне кажется, как раз в то время убили Джо Коломбо [босс американской мафиозной семьи Коломбо, одной из так называемых «Пяти семей» в Нью-Йорке — Прим. пер.]. Когда я работал над сериалом «Северная сторона» (Northern Exposure), после того, как из него ушел Джон Фолси, мы сделали один эпизод, где были пять семей на Сицилии, — нет, не мафиозных, а просто «пять семей», между ними существовали какие-то договоренности, совещания, согласования и прочая ерунда. Боже, что поднялось, какой страшный вой.
Поэтому я знал, что произойдет. Когда мы только начинали, я спросил HBO: «Не следует ли мне поменять фамилию снова на отцовскую»? [настоящая фамилия Дэвида Чейза — Де Чезаре — Прим. пер.] Они ответили: «Нет, не надо. Вас знают как Дэвида Чейза. Пусть так и остается». Я подумал, что было бы лучше, если бы люди видели, что я итальянец и что я имею право делать со своими корнями то, что хочу.
А: Первый сезон заканчивается вселенским ливнем. Все собираются в «Везувии». И потом почти каждый сезон заканчивается тем, что семья собирается вместе за ужином — вплоть до последней сцены сериала. Когда вы это в первый раз сделали, то посмотрели и сказали: «Отличный способ соединять все воедино»? Или просто так получалось?
Д: Так получалось. Мне это кажется правильным, пища очень важна для итальянцев как субкультура.
В моей семье все хорошо готовили. Мать отца — очень хорошо. Моя мать — так, нормально. Некоторые блюда хорошо делала. Отец хорошо готовил. У меня еще две тетушки было (так-то у меня тетушек, наверное, человек пятнадцать) — вот они примерно между отцом и матерью. Три или четыре тетки прямо отличными поварами были. И каждая из женщин сплетничала по поводу другой. Тетя Эди по каким-то своим соображениям клала сахар в мясную подливку, а моя мать и ее сестры смеялись над этим у нее за спиной, прямо серьезное дело развели: «Ты можешь себе представить — сахар туда кладет!»
