А: Раньше мы говорили, что Изабелла помогает Тони прийти к открытию насчет Ливии. Большая часть «Веселого дома» посвящена сновидениям Тони, страдающего от сильной диареи, и сны заставляют его в конечном итоге признаться самому себе, что Пусси — крыса и его нужно убрать. Насколько уверенно вы себя чувствовали на этом этапе сериала, когда смогли создать такой большой кусок, связанный с подсознанием Тони?
Д: Достаточно уверенно. Я думал о том, как Тони придет к пониманию, что это Пусси. И я сказал себе: «Я не хочу делать из этого процесс, чтобы он ходил с места на место, задавал вопросы с блокнотом и карандашом в руках». И потом я сказал себе: «Совершенно правдоподобно, что он уже как-то знал об этом». И я подумал о психологии и понял: если бы дело дошло до Мелфи, она бы, возможно, что-то подсказала ему. Если вещи основаны на реальной динамике, я никогда в них не сомневаюсь. Я всегда чувствую, что этому можно доверять. Другого мне ничего в голову не пришло.
А: То есть, как только Тони все понял, у Пусси не было шанса выжить?
Д: Нет, если бы только его не отправили по какой-то причине в тюрьму.
А: Сюжет двигался к его смерти независимо ни от чего?
Д: Да. Наш технический советник Дэн Каслмен рассказал нам, что Стокгольмский синдром играет большую роль в отношениях гангстеров и полиции. Мафиози, оступившись, становятся настоящими сотрудниками ФБР, и это нам понравилось.
М: Как, например, отношения Пусси со Скипом Липарди.
Д: Да. Пусси зашел слишком далеко.
Часть третья. «Я пытаюсь докричаться до них из своего уединения»
Прощайте, Ливия и Трейси, привет, Ральфи и Глория
Алан: После смерти Нэнси Маршан вы подумали: «Что же теперь нам делать с сериалом?»
Дэвид: Конечно, я подумал об этом
[441].
А: В эпизоде похорон Ливии появляется цифровая Ливия. Мне кажется, что ее волосы все время разные во всех кадрах, потому что вы использовали разные куски и нарезки. Почему вы решили так сделать? И сделали бы, зная, каков будет результат?
[Чейз опускает голову и трет бровь.]
Д: Я бы не делал это снова. Это была ошибка.
А: Последнее значимое взаимодействие Тони и Ливии происходит в конце второго сезона, когда он вылетает из дома, бежит по ступенькам и падает, а она смеется над ним. В ретроспективе это кажется хорошим финалом.
Д: Мне просто не пришло это в голову. Я подумал: «Я должен закончить».
А: Насколько сильно, по вашему мнению, изменился сериал, когда Ливия физически ушла из него?
Д: Никакие отношения это не затронуло. Она была нашим ценным активом, и этот актив мы потеряли. Но я не думаю, что как-то изменилась направленность сериала.
А: В конце отношений с Глорией Тони понимает, что она призрак его матери, который пришел к нему. Так было задумано с самого начала, или вы придумали ее позже?
Д: Позже
[442].
А: Вы думаете, Ливия могла бы быть героиней всего сериала, если бы была жива, или вы в любом случае вывели бы ее в определенный момент из сценария?
Д: Мы, наверное, в любом случае вывели бы ее, потому что вам бы не понравился парень, который слишком близок с матерью и постоянно думает о ней, или чтобы [сериал] слишком напоминал фильм «Белая горячка» (White Heat).
А: В третьем сезоне у вас есть истории Ральфи, Глории и Джеки как альтернативный монтаж для Тони в различные моменты. Кто из них троих, по вашему мнению, наиболее важен для этого конкретного сезона?
Д: Трудно сказать. Я думаю, Джеки точно нет. Никак. У них разные функции. Думаю, я бы сказал — Ральфи, хотя Глория тоже очень важна.
А: А что в третьем сезоне было бы с Ливией?
Д: «Тони должен был быть любезен с матерью».
А: В эпизоде похорон Ливии есть два момента, о которых люди любят говорить
[443]. Один — это когда кто-то открывает шкафчик с зеркалом, и вы в течение нескольких секунд видите отражение Пусси. Его призрак появляется несколько раз по ходу движения сериала, но момент столь краток, что вы практически упускаете его. Что, как вы считаете, заставляет появиться Пусси?
Д: Я не знаю. Может, пришел поприветствовать покойную? Что-то вроде этого. Никто на самом деле и не заметил, так?
А: Они не заметили.
Мэтт: Очень интересный визит призрака. Он не порождение воображения кого-либо из героев. Никто в этой сцене не видит его. Но сам эпизод в целом проходит под знаком смерти.
Д: Да, это так.
А: Если зрители приписывают вам какое-то намерение, которого вы не имели, то вас это как-то беспокоит?
Д: Мы говорим о последней сцене фильма?
А: Да. О которой люди говорят: «Последняя сцена фильма должна быть такой», — а не такой, как вы ее задумали.
Д: Теоретически мне, по большей части, нравится, когда люди обсуждают сериал, но… Когда они спорят друг с другом, я злюсь, потому что они не спорят со мной! А если они спорят со мной, то я защищаюсь. Короче, я запутался.
М: А вы испытываете неудобство от рассуждений типа «Что художник имел в виду? Что он пытается сказать?»
Д: Нет. У меня английский диплом в области гуманитарных наук, поэтому меня приучили думать, что иногда или часто искусство такое. Оно не пытается убедить. Оно не дает ответов. Но я должен был повзрослеть немного, прежде чем понял это.
