Кроме того, выход Тони из Коста-Меса был отчасти спровоцирован эгоистичным жужжанием Поли, когда седой капо трещит лишь о себе до тех пор, пока у Тони не начинает отказывать сердце. Затем, когда большой босс уже приходит в себя, но едва ли способен заниматься делами, Крис начинает говорить Тони, что надеется, что тот станет инвестором первого предприятия Криса как кинопродюсера — фильма ужасов о расчлененном гангстере, который похож на него самого и убивает всех своих убийц с помощью большого тесака для рубки мяса
[362]. Напоминание об Адриане кажется жутким гротеском. Кристофер говорит, что именно он сдал ее и произносит: «Ты мне за это должен».
В отсутствие Тони действия его «заместителей» (Поли, который говорит об ударе по паху, параноика Вито, тревожно грызущего морковь, и Сила, который вынужден заниматься делами в туалете, одновременно читая при этом номер «Стар-Леджер») наглядно демонстрируют, как отчаянно этим парням нужен Тони. Но они также помогают и отдохнуть от сцен в Коста-Меса, иной раз вмешиваясь в них, что выглядит слегка сюрреалистично, когда, например, Тони слышит жужжащий голос Поли сквозь стены.
Чем дольше Тони остается в Коста-Меса, тем более реальной кажется его личность как Кевина Финнерти. Монахи из серии «Вступайте в клуб» подают на него в суд из-за плохой работы отопительной системы — поворот сюжета, явно напоминающий фильм «На север через северо-запад» (North by Northwest). К тому же Тони спрашивает бармена в отеле: «А может, я и есть Кевин Финнерти?» Если думать о Финнерти как о злом двойнике продавца Тони (когда Тони спрашивает, действительно ли он так сильно похож на Финнерти, один из монахов говорит: «До определенной степени все белые похожи»), то, возможно, эта скромная, законопослушная версия Тони начинает понимать, что он реальный — это человек, который намного хуже Финнерти.
Приглашение на семейную встречу Финнерти, которое он находит в позаимствованном портфеле, дает ему возможность встретиться с двойником, но человек, приветствующий его у отеля, хорошо знаком нам: это Тони Би, или по меньшей мере тот, кого играл Стив Бушеми. Он вежливо и с улыбкой подталкивает Тони к месту последнего назначения.
— Вся ваша семья там, — настаивает Тони Би. — Они ждут вас. Идите домой.
И он почти заходит внутрь. Кажется, что это так легко, ему там рады, нужно просто пойти вперед и оставить позади все жизненные проблемы любого из Тони Сопрано. Но он этого не делает. Если раньше голос Поли, прорвавшийся из реального мира, чуть не убил его, то сейчас голос Медоу перекрывает голос дочери Тони-продавца, которая намного моложе ее. Обе девочки умоляют папу вернуться домой.
Голоса Кармелы и песни «Американская девчонка» было недостаточно, а голоса Медоу (которая, как говорит Кармела Мелфи, не выбирала свою жизнь, в отличие от самой Кармелы) и явной угрозы, таящейся в отеле (там угадывается силуэт женщины, напоминающей Ливию) оказывается достаточно, чтобы наконец вернуть Тони к жизни — нашего Тони, который имеет сильный акцент, несколько любовниц и множество головорезов и убийц, работающих на него.
Предполагается, что мертвые знают только одно: лучше быть живыми. Но финальная сцена эпизода показывает иное. Когда Кармела идет к своему плохо соображающему и едва ли способному к общению мужу, он не похож на человека, который счастлив вернуться.
Сезон 6 / Эпизод 4. «Мясистая часть бедра»
Сценаристы: Дайан Фролов и Эндрю Шнайдер
Режиссер: Алан Тейлор
Кун-фу
«Думали, я умру. А я жив. Я самый счастливый человек во всем мире. Слушай, после того, что случилось, каждый день — это дар». — Тони
Когда Тони покидает госпиталь, он слышит звон церковных колоколов и щебетание птиц, видит детей, идущих домой из школы, и ощущает солнечные лучи на лице. Он хватает руку Дженис и утверждает, что он изменился и больше не будет относиться к своей жизни как к чему-то само собой разумеющемуся. Дженис, радующаяся, что ее младший брат выдержал суровое испытание, слушает его полсекунды, а затем садится в машину, относясь к этому откровению, как к лежачему полицейскому на дороге, по которой Тони нужно проехать, чтобы стать прежним Тони. И с учетом того, что мы знаем об этой семье, разве она не права?
Дженис — идеальная аудитория для новой мудрости Тони. Ее жизнь представляет собой бесконечные метаморфозы: она была Парвати, то есть хиппи, увлеченной йогой; невестой властного мафиози; вернувшейся в христианство исполнительницей народных песен; любовницей Ральфи, удовлетворяющей его сексуальные прихоти; любящей женой Бобби. Она меняет имена, гардероб и даже манеру речи, но остается безмерно влюбленным в себя человеком. И она знает себя лучше, чем может признать это в разговоре с Тони или кем-либо другим. Вот почему она так легко отмахивается от улучшенной версии своего брата, несмотря на то, что тот, кажется, говорит искренне.
Какой из Сопрано прав?
Похоже, эгоистические интересы есть у всех. Когда Тони ведет себя дружелюбно по отношению к бывшему сожителю Дженис, больному нарколепсией Аарону, он рассчитывает тем самым купить прощение своих грехов. Менеджер рэп-звезды Да Люкс (Лорд Джамар) счастлив, что в его клиента стреляли, потому что это подстегнет продажи записей (и увеличит его доход). Дочь Хэша в восторге от новообращенных христиан, но только потому, что они поддерживают Израиль. Представительница страховой компании улыбается Тони и флиртует с ним, но она просто хочет, чтобы Тони побыстрее вышел из больницы.
А еще здесь есть Поли Уолнатс, который получает крайне важную для него информацию: оказывается, умирающая монахиня, которую он считал своей тетей, на самом деле его биологическая мать, а Нуччи — это тетка, которая забрала его, чтобы спасти репутацию сестры. И снова возникает реакция: горе мне, весь мир должен мне торт-мороженое за мое хорошее отношение. Он винит и свою «мать» за то, что она совершила преступление, вырастив его, и Джейсона Бароне (Крис Диамантополос) за то, что у него есть любящая мать (поэтому он вымогает у Джейсона 4 тысячи долларов в месяц — стоимость содержания Нуччи в «Грин Гров».)
И только один персонаж не стремится быть номером один. Это пенсионер, бывший сотрудник компании «Бел Лэбс» Джон Швинн (Хэл Холбрук
[363]), страдающий от чего-то худшего, чем смерть: у человека, который любит поговорить, судьба отнимает речь.
А теперь перейдем к оптимистичному взгляду на способность Тони и его окружения пережить реальные, прочные изменения:
1. Повторяющаяся, как заклинание, фраза оджибве [индейский народ — Прим. пер.], мистическим образом помещенная на доске объявлений в палате Тони: «Иногда я начинаю жалеть себя, а в это время великий ветер несет меня по небу». Подразумевается, что Тони, как большинство людей, настолько занят эгоистическими интересами, что не может посмотреть на жизнь более широко, а на себя как на один из атомов «большого человеческого организма» (по словам Дэвида Милча, создателя фильма «Дэдвуд»). Слова о «великой жалости» — ироническое сожаление о повышенном внимании Тони к визуальной составляющей жизни. Ведь в игре задействованы такие серьезные силы, как судьба, предопределение и Бог.
