Я виновато закусила губу и уточнила:
— Что? Они тоже после этого бегают по стенам и орут, как умалишенные?
— И бегают, и орут, — согласился Джона. — И хорошо еще если просто из могил вылезают, а то и духами по окрестностям носятся. А духи — это худшие сволочи из всей нечисти. Хуже них только личи. Так что, Кузенька, пока мы источник порчи не обнаружим, на выезды ты только со мной. Поняла?
— Повезло мне, — криво ухмыльнулась я, а когда Джона покосился недоверчиво, пояснила:
— Лучший некромант выпуска. Да о таком защитнике можно только мечтать!
Джона кивнул с довольным выражением лица:
— Правильно, душа моя. Мечтай. И заодно помни, что я не просто лучший некромант выпуска. Лучше меня был лишь ректор Нейстерик, а тот умер лет за триста до Предела.
— Самодовольный балбес! — отбрила я, но Джона только шире улыбнулся и, приобняв меня за талию, вновь начал мурлыкать.
Я за ним раньше этой привычки не замечала. И скажу честно, она мне не нравится. Привычка эта. Мне от нее жарко становится и стыдно. И вообще не понять как.
— Ты так думаешь? А может быть это не самодовольство?
— А что? — процедила я сквозь зубы.
— Уверенность в своих силах, быть может? — Он заломил бровь и глянул на меня с насмешкой. — Ты вот в мои силы веришь и не скрываешь этого. И лучшим некромантом курса называешь, и за помощью в поимке жениха обращаешься. Кстати о женихе. Ты так и не рассказала мне о своем плане. А мне все же хотелось бы знать.
Один из наших коней громко всхрапнул, цокнув копытом о камень, и в следующий миг наш катафалк весело покатился по вымощенной дорожке, которая словно по волшебству появилась посреди поля.
— Ладно, про планы потом расскажешь, — не скрывая недовольства, фыркнул Джона. — К дому лесничего подъезжаем. Он мужик серьезный, шуточек не любит. Так что, Кузенька, душа моя, никаких шуточек и разговоров о любви в его присутствии. Усекла?
— Ах ты...
Скрипнув зубами, я стукнула наглеца по коленке ладонью, но он только рассмеялся, а потом приложил указательный палец к губам, призывая меня к тишине и серьезности.
Глава 9. Как рассказать о своих талантах, не хвастаясь
Двухэтажный деревянный дом с белоснежной крышей, высоким крыльцом и большими окнами возвышался над плотным частоколом, как парусное судно над пристанью. Даже свой впередсмотрящий был в виде флюгера-аиста, уверенно пристроившегося на коньке.
— Лесничего зовут Риган Матэмхэйн, но именем он не пользуется, а приставка «господин» или «фур» приводит его в бешенство, — рассказывал Джона, помогая мне спуститься с катафалка на землю. — Поэтому только по фамилии и по делу.
— Хорошо, — согласилась я.
— Он вообще-то мужик хороший. Только контуженный немного.
— Я поняла.
Джона толкнул калитку и та, бесшумно отворившись, открыла мне вид на аккуратный дворик с песочницей и качелями, на которых, свесив голову вниз, сидел сшитый из разноцветного ситца медведь.
Из-за куста сирени, еще голого, лишь намекающего на скорую листву, выскочил мохнатый и круглый, как шар щенок с веселым хвостиком и любопытным носом. Глянув на нас, он радостно заскулил, кинулся Джоне в ноги, облизал ему руки и основательно испачкал грязными лапами штаны.
— Хорош охранник, нечего сказать! — рассмеялся некромант, играя со щенком. — Где твои хозяева, бандит?
Хозяев видно не было.
Джона заглянул внутрь дома, но и там на его зов никто не отозвался.
— Держись ко мне ближе, — велел он, вернувшись на крыльцо, и я сразу же напряглась и встревожилась.
— Почему?
— Потому что у Мэри Матэмхэйн пятеро детей, которых, если верить старожилам, она выпускает за калитку лишь в ярмарочные дни. Они постоянно крутятся здесь. Старшие помогают по хозяйству, младшие возятся в песке или на качелях катаются... Ты видишь хоть одного ребенка? — Я покачала головой. — А слышишь? Вот и я — нет. А у Матэмхэйнов даже по ночам шумно. Поверь, я знаю. Приходилось у них ночевать.
Я испуганно кивнула и быстренько пристроилась Джоне за левое плечо.
— А еще лучше, подожди в повозке. Мои лошади.
— Злишь, — коротко сообщила я, и некромант, вспомнив, что не тот у меня характер, чтобы ждать, спрятавшись за повозку, лишь вздохнул да попросил меня держаться поближе, после чего мы неспешно двинулись по участку, разыскивая лесничего и его семью.
Пушистый и толстый Бандит, радостно гавкая на каждый сук, неуклюже скакал вокруг нас, разбивая общую тревожность ситуации, но на душе у меня все равно было неспокойно.
А участок у семьи лесничего был большой. Четыре квадрата вспаханной земли, озимые, яблоневый сад, три десятка ягодных кустов, амбар, сарай, конюшня, огромный сенник и еще с десяток хозяйственных зданий.
— Корову не доили, — внезапно проговорил Джона, услышав надсадное мычание. — Плохо дело.
— С чего ты взял? — прошептала я.
— С того, Кузнечик, что, в отличие от тебя, я рос на ферме. Мой дед молоко на Императорский двор поставлял. Так что в чем-чем, а в коровах, будь они не ладны, я разбираюсь.
Мы миновали коровник, по дуге обошли свинарник, остановились на перекрестке, размышляя, куда податься, в конюшню или в сарайчик, несмело приткнувшийся к забору, но тут воздух прорезал горестный женский всхлип, и мы ринулись на звук.
— Кузя... — на бегу выдохнул Джона, но я перебила:
— Не отойду от тебя ни на шаг, но и одного не отпущу.
Он кивнул, а затем взял в руки самострел и, толкнув скрипучую дверцу, вбежал внутрь домика, а я — следом за ним. Без самострела, но с заклятием Полного онемения на изготовке. Обычно его использовали для операций в полевых условиях, но и для защиты его тоже можно было использовать.
Внутри пахло сладкой гнилью разлагающегося тела и почему-то сиренью.
Пару мгновений, споткнувшись о полумрак помещения, я моргала на пороге, а когда глаза привыкли к тусклому свету, зажала рот рукой и зажмурилась.
Джона тихо выругался и бросил, не оборачиваясь:
— Не смотри!
Но поздно. Я уже все успела рассмотреть. И кровавые пятна, и таз с внутренностями, и тушу свиньи, что висела на цепи, переброшенной через потолочную балку. Тушу здесь подвесили, явно не сегодня утром, и, судя по запаху и рою мух, даже не вчера.
Я, конечно, в столице выросла, и на скотобойнях бывать мне не приходилось, но понимание того, что мясное рагу и бифштексы не на деревьях растут, у меня все-таки было. Как и представления о месте, где это самое рагу с бифштексами добывают. И я могла ошибаться во многом, но точно знала — мясо на скотобойнях обрабатывается сразу, тухлятина никому не нужна.
