А ближе к вечеру, когда удушающая жара чуть спала, мы отправились в центр. Как истинные туристы, побродили по старым мощеным улочкам, спустились к пристани и даже прокатились на пароходике по реке. Это была не самая умная моя идея. С трапа я сошла зеленая…
- Давайте присядем где-нибудь. Вон, кафе.
- Да тут, наверное, цены кошмарные… - вяло запротестовала я, но Обри уже направился занять нам столик. Уселись. Услужливый официант принес мне холодной воды со льдом. Я напилась. Провела кубиком льда по вискам и довольно быстро пришла в норму.
- Извините, чуть было вам все не испортила.
- Вот еще! Это мне надо было головой думать.
- Вам хоть понравилась прогулка? Успели насладиться до того, как пришлось переключиться на меня? – улыбнулась.
Обри радостно закивал. Люба принялась спорить, что ничего я не испортила, и большая глупость так думать. А потом они переглянулись и, не сговариваясь, потянулись друг к другу руками. Белое и черное на голубой скатерти. И я вдруг почувствовала – такое бывало и раньше, но сейчас как-то особенно остро, как мне дико хочется тоже так. Держать кого-то за руку. Заглядывать в глаза. Улыбаться чему-то своему, недоступному никому другому. Как хочется любить и быть любимой тем, чье продолжение во мне растет и крепнет с каждым днем. И чтобы он это продолжение любил во мне тоже.
Машенька в животике:
А он и будет любить! Когда ты, наконец, перестанешь валять дурака и обо всем ему расскажешь. Но мы ж не ищем легких путей, да, мам? – вздохнула, готовясь к худшему…
Мы посидели недолго, Обри с Любочкой выпили по коктейлю, а я так и ограничилась водой. Есть совсем не хотелось. Во-первых, жара, во-вторых, стол мы с тётей Надей и впрямь накрыли шикарный.
- Может, давайте еще пройдемся? Ты как, Ариш, не устала?
- Не-а, пойдем. Когда теперь у нас появится такая возможность?
Мы прошли между рядов с сувенирами. Обри хотел что-то купить, но Люба строго-настрого ему запретила:
- С ума сошел? Здесь с тебя три шкуры сдерут.
Обри с сомнением покосился на меня.
- Сдерут-сдерут! – подтвердила, смеясь.
Он пожал плечами, наверное, так до конца и не поняв смысла слов. И мы, не сговариваясь, свернули с центральной шумной площади в тихую боковую улочку. Дальнейшие события навсегда врежутся в мою память. Пройдут десятки лет, а я все равно буду вспоминать о них с содроганием. Как Обри, о чем-то живо переговариваясь с Любашей, случайно задел плечом какого-то пацана. Как он улыбнулся, искренне сожалея, что так вышло. И как нас стали окружать… Что происходит, я поняла, пожалуй, последней. Когда один из мальчишек, самый рослый и крепкий, уже толкнул Обри в грудь:
- Ты че, горилла слепошарая, не видишь, куда идешь?!
- Эй! – закричала Люба, - оставьте его в покое!
- Извините, ребят, я правда увлекся. Мне очень жаль…
Но этой своре уже не нужны были извинения. Им была нужна кровь. Люба оттолкнула одного. В панике осмотрелась.
- Ребят, прекращайте. Идите, куда шли… - вмешалась я дрожащим голосом.
- А тут у нас кто? Защитница выискалась? Тебе что, наших мужиков мыло, что ты с гориллой черномазой спуталась?
- Хватит! – вмешался Обри. – Все. Ребята… Мы уходим.
Но уйти нам как раз и не дали. А дальше все завертелось с немыслимой скоростью. На Обри накинулись толпой и стали избивать. Люба бросилась с криками его защищать. А я… я как будто на секунду застыла. Но вовсе не потому, что струсила. Я не могла рисковать ребенком. Я… не… могла.
- Прекратите! – заорала я. – Полиция! Поли… - закончить мне не дали. Один из парней вырвался из эпицентра драки и что есть силы меня толкнул. Прямо под колеса движущейся по переулку машины. Я еще успела подумать – это конец. А потом удар. И все… Все.
По идее все, что происходило потом, я не должна была видеть. Да и не видела… просто слышала крики, шум. Как надо мной причитали Люба и Обри. Сирену скорой.
- Она беременна! Вы меня слышите? Нужна бригада… - говорила подруга кому-то неестественным, будто захлебывающимся голосом. Она плакала? Никогда не видела Любашу плачущей… Как больно.
А потом знакомый лязг каталки, звук захлопывающихся дверей, обрывки переговоров бригады скорой с приемником, где меня наверняка уже ждали.
И дальше только боль, боль, боль…
- Ариша?
Орлов! И ведь узнал… Даже такую узнал.
- Подруга сказала, что у нее двадцать восьмая неделя беременности…
Заминка. Или мне показалось? Каким-то чудом… чудом подняла свинцом налитые веки и, глядя ему прямо в глаза, прошептала:
- Ребенок твой. Ты… не брось, если что.
И все. Отключилась.
ГЛАВА 15
Михаил
- Михаил Ильич… Михаил Ильич! Вы слышали, что она сказала?
Да… Вероятно, слышал. Просто пока не мог утрясти в голове смысл сказанных слов. И смотрел на Аришу, как дурак, наверняка теряя драгоценное время.
- В операционную! – отмер. Потом… Все потом. А пока к черту – мысли, страх. Время автопилота. Отточенных годами действий и манипуляций.
- Что будем делать? – будто сквозь вату услышал я тихий голос гинеколога, которая, едва поспевая, бежала вслед за каталкой. Хорошая баба. Уникальный специалист. Одно непонятно - чего она от меня хочет? Не сбавляя шага, я чуть повернул голову. И вот тогда с недоверием понял – услышав слова Ариши, она интересовалась… у меня, понимаете, интересовалась, кого мы будем спасать. Моего ребенка или… В затылке похолодело. Зубы свело.
- Работать по протоколу! – рявкнул я. И вроде негромко. Нет. А бегущий впереди анестезиолог все равно обернулся и настороженно на меня уставился.
По протоколу в таких случаях, как этот, первым делом спасали мать. Это правильно. Это более чем оправдано с точки зрения выживания вида. Умрет мать – не выживет и ребенок. Умрет ребенок… Мать сможет родить еще. Древний закон природы, который и теперь не потерял своей актуальности. Даже при разгерметизации самолета мать сначала должна надеть маску себе и только потом – ребенку. Потому что, если не выживет мать, у ребенка в принципе не будет шансов… Да. Так правильно. Об остальном лучше было не думать.
Я и не думал… В какой-то момент все постороннее будто перестало существовать. Зрение сузилось, стало тоннельным. Время, пространство – исчезло все. Органы чувств до предела обострились. Работа в составе реанимационной мульти-бригады всегда требовала дополнительной концентрации. Здесь каждый отвечал за свой участок работы, но от слаженности наших действий зависела жизнь… жизни – задача у всех была одна. Мозг работал в авральном режиме, и на это уходили все силы.
- Так, ну, девочка молодцом.
