На глаза опять накатили слезы. Во всем определенно виноваты взбесившиеся гормоны. Еще бы. Такая встряска для организма.
Пока я жалела себя, дверь в палату открылась. Я повернула голову на звук.
- Ариша! Девочка…
- Тётя Надя…
- Господи, солнышко наше. Мы с ума все сходили. Как замечательно, что все хорошо. Как замечательно, господи! А ведь мы могли тебя потерять. Тебя! Машеньку… Врачи спасали. Миша… Ты почему нам не сказала, что он Машенькин отец?! А впрочем, глупости это, потом расскажешь. Лучше скажи, как ты себя чувствуешь?
Тётя Надя подошла к койке, опустилась на стул и принялась целовать мне руки.
- Ну, что вы… Ну, не надо так, тётя Надя… - глотала слезы я. – Я в порядке. Правда. Лучше вы мне расскажите, что у меня в анамнезе. И как Люба с Обри.
- Улетели они, когда все закончилось. Звонят по пять раз на дню, – тётя Надя приложила платочек к глазам. – А этот… как его?
- Анамнез.
- Это тебе надо Мишеньку расспросить. Ох, а вот и он, кстати.
Я медленно повернула голову к двери. Орлов осунулся. И как будто похудел.
- Здравствуйте.
- Здравствуй, дорогой. Я вот зашла, дай, думаю, проведаю Аришеньку. Всего на пять минут. Как разрешено. Уже убегаю…
Тётя Надя и впрямь вскочила. Но по дороге к выходу из палаты остановилась возле Орлова, крепко его обняла, а уже у самой двери обернулась и быстро нас перекрестила.
- Ну, как ты?
- Это я у тебя должна спросить, - пошутила неловко. – Как я? Послушать тётю Надю, так едва выжила.
До сих пор осознание близости смерти не укладывалось в моей голове. Я вообще старалась об этом не думать, потому что тогда Маша могла бы остаться круглой сиротой. Кто ж знал, что, откладывая разговор с Орловым, я так рискую? Мы так опрометчиво думаем, что с нами никогда не случится плохое.
- Она права, – свел брови Орлов.
- И что у меня? – занервничала.
- Разрыв селезенки с повреждением сосудистой ножки, ушиб поясничной области, открытый перелом голени. Пришлось делать репозицию с установкой аппарата Илизарова.
Я присвистнула.
- Дашь снимки посмотреть?
- Ты что, сомневаешься в моей компетентности?
- Да нет же. Этим у нас ты грешишь, - брякнула, не сумев удержать язык за зубами, и тут же пошла на попятный: - Прости. И спасибо за то, что ты сделал для нас с Машенькой.
Разговор давался мне нелегко. Я все еще очень быстро уставала. Глаза закрывались сами собой. И пока я боролась со сном, не сразу поняла, что Орлов так ничего мне и не ответил. Медленно подняла ресницы… И наткнулась на его внимательный изучающий взгляд.
- Что?
- Ты поэтому мне ничего не сказала?
- Почему? – тупила я.
- Потому что я доставал тебя на работе?
- А ты теперь, значит, признаешь, что меня доставал? – язык уже едва ворочался во рту, но это был слишком интересный вопрос, чтобы не задать его.
- Может быть.
- Ты вел себя как задница. Это точно. Но дело не в этом.
- А в чем?
- В том, что ты несвободен. Я просто не придумала, как сообщить человеку в отношениях о том, что он скоро станет отцом. Меня оправдывает то, что я пыталась?
- Что за бред? С чего ты это взяла? Нет у меня никого!
Сил на то, чтобы подвергнуть его слова сомнению, у меня не было. А чтобы ему поверить – не было смелости. Поэтому я промямлила:
- Да это теперь уже и неважно. Лучше скажи, когда я смогу встать?
Я до сих пор была подключена к катетерам, и, если честно, меня это в его присутствии ужасно смущало. Хотя поначалу, конечно, мне было не до этого. Зато теперь, когда боль немного отступила – смущение вышло на первый план. Все же я была женщиной, а он – мужчиной, с которым нас связывало… А связывало ли нас с ним хоть что-то? Кроме дочери…
Теперь уж и не узнать. Зачем ему я? Ни на что не годная, требующая ухода и сложной реабилитации? А тут еще новорожденный проблемный ребенок. Словом, столько проблем, что ах!
Машенька в инкубаторе:
Что значит – проблем? Да у него полные штаны счастья! Ты там, мамочка, лежишь и не знаешь, как он мне улыбался сегодня. И даже что-то напевал. Из Сплина… Как-то так: «И лампа не горит. И врут календари. И если дочь надула в памперс, ты, папа, убери». Как думаешь, это дословно?
- Вставать уже можно. Ты ж и сама наверняка знаешь.
- Знаю, – пробормотала, засыпая. - Просто ты же мой доктор…
И снова провал, как в яму, на дне которой - ничего. Никого. Просто темнота. Из которой выныриваешь, как из болота.
Открыла глаза. Испугалась, но потом поняла, что это не я ослепла, просто за окном ночь, а кто-то забыл оставить включенным ночник, или не посчитал нужным. В вене – игла. Поэтому я осторожно на локтях поднялась повыше. Пошарила рукой в поисках выключателя.
- Что-то случилось?
Я вздрогнула.
- Ты меня напугал.
Орлов на мои слова не отреагировал. Лишь зевнул так, что я на секундочку увидела его гланды. Интересно, сколько он вот так, на ногах? Я ведь понятия не имела, сколько прошло времени, и как долго я оставалась в беспамятстве.
- Какой сегодня день?
- А сколько времени? – он вытянул руки над головой, потянулся. Роба задралась чуть ли к подмышкам, оголяя его живот. Ничего особенного. Никаких кубиков. Но и жира нет. Поймав себя на этой мысли, я решила потребовать отменить мне обезболивающие. Потому что под кайфом мне что-то не то лезло в голову. И вообще…
- Три ночи. Господи, и чего ты подхватилась?
- Ну, извини. Выспалась, видимо. К тому же откуда мне было знать, что ты решишь составить мне компанию. Так какой сегодня день?
- Утро четверга, получается. И что значит - ты не знала? Мы же не чужие люди.
Это глупо, но от его слов у меня потеплело внутри. Глупо. И очень опасно. Что-то во мне тянулось к нему с невыносимой силой. Такому… надежному и немного ворчливому. А я не должна была забывать, что это всего лишь чувство долга. Кем бы я была, если бы им воспользовалась?
