Я всегда указывала неверное направление, зная, что несколько волков застрелят ради их силы и органов, которые используют в шаманской медицине, но не только.
Мне удалось собрать крайне мало информации о волках. Но ясно одно: монголы верят в то, что сила волка переходит к тому, кто его убивает. Есть еще одна причина охоты на волков. У южных соседей, китайцев, органы этих животных (кишечник, желчный пузырь и так далее) пользуются большим спросом и продаются по цене золота за их афродизиакальные свойства. Я совершенно не могу этого понять, и никто не хочет говорить об этом. Китайцы несут ответственность за истребление очень многих животных.
Монголы постоянно пытаются напугать меня историями о волках. Я пытаюсь воспользоваться возможностью, чтобы задать им конструктивные вопросы, например: «Как нужно вести себя в присутствии волка?», «Что делать, когда он приближается?», «Когда волки наиболее опасны?».
Часто мои вопросы застают кочевников врасплох. Я пытаюсь перефразировать их, спрашиваю, что они делают, когда видят волка. Это развязывает языки, и они дают ответ. Иногда в награду я получаю настоящую пантомиму и даже театрализированное представление с поразительными звуковыми эффектами, в котором принимает участие вся семья. Во всех сценах главную роль играет винтовка. Часто представление заканчивается тем, что все падают на пол и смеются. Когда они успокаиваются, я говорю, что у меня нет винтовки. Хм! Тогда глава семьи смотрит на меня долгим взглядом, и я могу прочесть его мысли: «Ты думаешь, что можешь спастись от волков без ружья?»
Самый главный рецепт выживания в Северной и Центральной Монголии, который мне дали, заключается в следующем: если я встречусь с волком, мне нужно встать на четвереньки и посмотреть волку в глаза. Также мне советовали напугать волка своим большим размером. И при этом ни в коем случае не смотреть ему в глаза. Но все сходились во мнении, что нужно развести огонь. Меня устроил последний совет, потому что он был прост и логичен. Но есть только одна проблема: в степи деревьев либо нет вообще, либо их очень мало.
Они воют…
Наконец я у подножия горы. Я добралась сюда перед закатом. Горизонт окрашен в оранжевые цвета, я счастлива и улыбаюсь. Три дня назад я выбрала эту каменную скалу в качестве ориентира в пустыне, где все на вид одинаковое. Моим органам чувств понадобилось некоторое время, чтобы привыкнуть к настоящей пустыне, которую я очень люблю. Меня восхищает простор, я чувствую, что дышу полной грудью, наконец, я свободна, вдали от людей, в месте, где каждое движение, кажется, рождает эхо. Здесь мои движения более обдуманны, чем обычно. Меня привлекли эти гигантские круглые камни, торчащие из земли. Положила вещи. Я истощена, но без рюкзака мне кажется, что я очень легкая. Несмотря на усталость, иду на разведку. Обхожу вокруг скалы, проводя пальцами по ее шершавой поверхности. Скала напоминает огромное гнездо посреди пустыни. Скалы кажутся мне стражами времени, их ничто не может разрушить. Они стоят здесь несколько веков, они так много видели. Поэтому я уважаю их и всегда приветствую.
Я замечаю, что эти скалистые образования являются продолжением каменной стены, вдоль которой я следовала. Скала напоминает яйцо со срезанной верхушкой, в западной части которого есть небольшое отверстие. Внутри – полость, а между круглыми камнями я замечаю кое-какую растительность. Мне любопытно, кажется, внутри пещеры должен быть настоящий рай. Гора гладкая, без выступов, по которым можно было бы залезть наверх, а расщелина находится наверху. Я расстроена, ведь мне хотелось исследовать это место, которое, по моим меркам, напоминает оазис.
Возвращаюсь в лагерь. Мне нужно приготовить еду, поскольку уже темнеет. Я засыпаю, как младенец.
Просыпаюсь внезапно и сразу же сажусь. Это меня удивляет. Смотрю на часы. Tissot T-Touch показывают четыре часа утра. Это необычно, поэтому я пытаюсь понять, почему инстинкт заставил меня проснуться. Снаружи палатки ветер стих, не слышно ни звука. Но должна быть какая-то причина. Я внимательно прислушиваюсь к ночным звукам. Через час мои веки закрываются, но почти сразу меня будит волчий вой. Они почти рядом с моей палаткой. Я замираю с улыбкой на губах. Но по коже все-таки пробежала дрожь, а в кровь поступил адреналин. Я не шевелюсь. Знаю, что палатка не защитит меня от стаи волков. Я хочу завыть по-волчьи в ответ. Но, учитывая мои обстоятельства, сижу тихо и наслаждаюсь близостью этих хищников. В этот момент я счастлива… Спасибо тебе, спасибо тебе…
На рассвете я открываю палатку и тщательно исследую скалу.
Без сомнения, здесь живет стая. Я счастлива, что у них есть такая надежная защита. Я держу это место в секрете, чтобы защитить волков от людей и их глупостей.
Долгая ночь Мандал-Овоо
Я иду с севера. До точки пополнения запасов осталось 145 километров. Тележка постоянно утопает в песке, и лишь благодаря титаническим усилиям километры продолжают сокращаться, хоть и не так быстро, как хотелось бы.
Наконец я вхожу в пыльную деревню, проведя десять дней в пустыне с грозами и зыбучим песком. Иду прямиком в магазин и спрашиваю, где можно найти ночлег. Люди прогоняют меня руками и криками «Барко!», поэтому приходится стучаться в двери, чтобы найти общественную баню, а затем комнату или юрту на ночь. Я полностью истощена дальним переходом: много дней не пила и не ела досыта. Я встречаю женщину в шлепанцах и с розовым маникюром. Она жестом приглашает следовать за ней и ведет меня к лачуге, от которой у нее есть ключи. При этом мы не обменялись ни словом. Внутри уже есть люди, которые искоса смотрят на меня. Туалета нет, нет даже ямы в углу двора, нет и водопровода. Я получаю комнату без кровати и без замка. Просто пустое помещение. Взглядом показываю свое недовольство, и тогда мне дают другую комнату, с кроватью и шкафом. Кивка головы достаточно, я плачу и падаю на кровать. Положив деньги в карман, женщина исчезает.
Я отправляюсь в общественную баню – квадратное здание на окраине деревни, наследие советского режима. Я захожу в одну из пяти очень узких кабинок. Удивительно, как полнотелые монголы и монголки помещаются сюда. Я смеюсь и решаю, что моются только худые монголы.
Из короткой железной трубы в стене идет горячая вода. Я хватаюсь рукой за каменную кладку и подставляю намыленное тело под поток тонизирующей воды. Наконец выхожу, уставшая и почти чистая, оставив в душе весь пот и долгие дни путешествия. Открываю железную дверь и даю 2000 монгольских тугриков банщице, которая берет деньги, не поднимая головы и не отрываясь от полировки своих ногтей. Ее молчание очень многозначительно. У меня прекрасное настроение, поэтому я благодарю ее за приятную беседу, которой у нас не было, сказав это на ее языке. Она так и не посмотрела на меня.
Медленно, маленькими шагами возвращаюсь в лачугу. Порыв ветра снова прилепляет пыль к моей влажной коже и неприятно раздражает уставшие глаза. Когда я расслабилась, то с трудом могу идти, тело устало и говорит мне, что больше не может двигаться. Ноги ноют, я не в силах поднять руки. Как могу баррикадирую дверь в своей комнате. Справляю малую нужду в пластиковую бутылку, у которой срезала верх. Ночь еще не наступила, но уже слышна музыка и обычная какофония монгольской деревни. В течение ночи к лачуге подходят пьяные и идут дальше. Музыка гремит из всех машин, которые уезжают через центральные ворота. Всюду кричат, бьют бутылки о стены, дерутся, что за хаос? Ездят машины, люди, которых я не вижу, подходят к двери.
