— Вопрос в другом. — сказал Таракан, задумчиво водя кончиком ножа по салфетке. — Захочет ли он возвращаться?
— Конечно захочет! — Маша удивленно подняла брови. — Он же нас любит! Он же пришел прошлой ночью, он хотел, чтобы мы пошли с ним…
— Дети шли бесконечной серой колонной по серым размытым дорогам, шли спотыкаясь, оскальзываясь и падая под проливным дождем, шли согнувшись, промокшие насквозь, сжимая в посиневших лапках жалкие узелки… — процитировал Таракан.
— Нет, не так. — помотала головой Маша. — Они шли радостно, щебеча и болтая, и скрылись в тумане…
— И кстати, раз уж зашла речь… — перебил её Лумумба. — А где, собственно, дети?
Мне тоже было интересно, о каких детях мы тут всё время говорим. Никого младше Маши я лично не заметил.
— Обрез предложил им поехать на каникулы. — сказала молчавшая до того Ласточка. — У него мама в деревне, недалеко…
— Недалеко — это сколько?
— Двадцать километров. — ответил Таракан. — Мы подумали, что оставлять их здесь слишком опасно. Прошлой ночью я успел в последний момент.
Наставник вскочил, и, по своей привычке заходил туда-сюда, о чем-то размышляя.
— А почему вы решили, что двадцать километров будут для Зверя непреодолимым препятствием? — вдруг спросил он.
— Нам показалось, что он привязан к этому дому. — пояснила Маша. — Мы все здесь жили… живем, то есть. И Бабуля будет возвращаться сюда, как делал это всегда.
— Заколдованный Зверь — это неизвестная величина. — сказал Лумумба. — Конечно, в его памяти, в подсознании, сохранились какие-то сдерживающие механизмы, но… насколько их хватит? Он может пойти за детьми. Вы уверены, что ваш… напарник справится в одиночку?
Таракан вскочил. Было видно, что он корит себя за то, что не подумал о такой возможности раньше.
— Если взять в слободке машину — успею до темноты. — бросил он на ходу.
— Я с тобой! — крикнула Маша и кинулась вон из кухни. Где-то хлопнула дверь, потекла из крана вода… Мне почему-то стало грустно. Только познакомились, а она опять убегает.
— И я! — Ласточка тожа встала.
— Вообще-то… — протянул Лумумба, и все обернулись. — Я бы предпочел, чтобы Маша осталась с нами. На мой взгляд, вы, уважаемый, — поклон в сторону Таракана, и вы, сударыня — кивок в сторону Ласточки, — справитесь и без нее. — девушка зло рассмеялась.
— Попробуйте Машку остановить. Охота посмотреть, как у вас получится…
— Что получится? — Маша вернулась, успев надеть джинсовую куртку и ботинки с высокой шнуровкой. Волосы она убирала в хвост, держа во рту резинку. За спиной её болтался армейский рюкзак.
— Я хочу, чтобы вы, Маша остались. — повторил учитель. Глаза её стали большими и темными. Руки опустились, и волосы вновь рассыпались по плечам.
— Почему? — спросила она.
— Вы ведь тоже попали под влияние Зверя, так ведь? — она кивнула. — Есть вероятность, что он вернется домой. И если никого не найдет…
— Точно рванет в деревню. По следам. — закончила Маша. — Хорошо. — она стащила рюкзак и посмотрела на Ласточку. — Я останусь. Бабуля должен знать, что здесь его ждут.
Прощаясь на пороге, Лумумба сказал Таракану:
— Одну ночь вы продержитесь, я уверен. Главное, не причиняйте ему вреда. Отгоняйте, разговаривайте — так же, как делали это сегодня. А мы постережем здесь. Если зверь придет сюда — я постараюсь понять, как его заколдовали и тогда придумаю контрзаклинание. Если же он пойдет за детьми… Следующей ночью мы обязательно будем у вас. Ну… ни пуха!
— К черту. — Таракан с Ласточкой пошли к калитке. Маша только вздохнула, провожая их взглядом.
Когда мы остались втроем, установилась неловкая тишина. Лумумба, упав на стул и налив себе чаю, задумался. Я знал, что в таком состоянии его лучше не беспокоить. Маша так и осталась стоять у проёма двери, прислонившись к стене. Казалось, она тоже о чем-то напряженно думает, даже губами шевелит от напряжения.
А я не знал, куда себя деть. Стул подо мной уже предательски поскрипывал, но встать и размяться я не рискнул. Ловкости такой, как у наставника, у меня нет, еще сломаю чего…
— Почему вы нам помогаете? — вдруг спросила Маша. Лумумба с трудом сфокусировал на девушке взгляд. — Зачем? — повторила она. — Какая вам от этого выгода?
Учитель печально усмехнулся.
— А вы уверены, что люди живут исключительно ради выгоды? — спросил он. — Вот ваш Бабуля… Он что, имел какую-то выгоду с того, что помогал детям? — Маша покраснела, но упрямо мотнула хвостом. Кулачки её были крепко сжаты. — Конечно же, вы думаете, что я и ваш Бабуля — две большие разницы. — продолжил Лумумба, отхлебывая чай. — И будете абсолютно правы. Но, поверьте мне, Машенька, мир — не без добрых людей. Как раз наоборот: в жизни всё строится на доверии. Честность, доброта, благородство — всё еще не пустые звуки. По крайней мере, пока на земле есть такие люди, как ваш Бабуля. Как Таракан. Как вы с Ласточкой и Обрез.
— Как вы, бвана… — тихо добавил я.
— Как я. — не стал отпираться Лумумба. — Вам просто нужно немножко нам поверить, Маша. — он допил чай и деятельно потер руки. — Ну… Хватит рассиживаться. До вечера еще куча времени, можно многое успеть.
Наверное, она просто устала сопротивляться, быть против всех. Понимаю, сам через это прошел… В какой-то момент невыносимо, до визга, хочется перестать решать всё самостоятельно, и просто подчиниться кому-то, кто знает, как надо. И еще я понял, почему испытал ревность. Маша теперь смотрела на Лумумбу точно так же, как я.
— Что нужно делать? — спросила она.
— Я надеялся, что вы не откажетесь побыть гидом. — обратился к ней наставник. Как вы понимаете, мы с Ваней люди пришлые и в городе ориентируемся плохо.
— Хорошо. — она одернула курточку и провела руками по волосам. В глазах её мелькнула былая строптивость. — Но если вы ему навредите…
Лумумба нетерпеливо её прервал, направляясь к двери.
— То вы навредите мне. Я уже понял.
Полицейский участок располагался ровнехонько напротив Агентства, на другой стороне улицы. Они были похожи: старинные купеческие дома, с кирпичным цоколем и деревянным верхом. Высокие крылечки, крашеные зеленой краской, такие же наличники на многочисленных, тянущихся вдоль улицы, окнах… На обоих зданиях не было никаких знаков отличия: ни вывесок, ни памятных табличек или указателей, что же за заведения располагаются по данным адресам. Наверное, и так все знали.
Маша заходить внутрь категорически отказалась, обещав подождать на лавочке в ближайшем скверике.
Буквально через три минуты я начал ей завидовать: более суконного, затхлого и неуютного заведения мне еще не встречалось. Лица полицейских, встретившихся в коридоре, были сплошь неприветливы и будто заранее подозревали нас во всех смертных грехах. К тому же, внутри было сильно накурено — сизый махорочный дым буквально стелился, затрудняя видимость. На столике в приемной стоял хрустальный, но до того засиженный мухами графин, что самого стекла и видно не было. Ни за какие коврижки не согласился бы пить воду из этого графина…
