— И как ты оказалась на корабле викингов?
— Они тоже были в цирке.
— Ну конечно. И как я сразу не догадался?
— Там был метатель ножей. Он попросил кого-нибудь из публики подняться на сцену… Я и пошла.
— Так он метал в тебя ножи?
— Вот еще! Что я, дура, давать незнакомому фраеру кидать в себя острые штуки? Это я в него метала. С завязанными глазами. Причем ножи, при ближайшем рассмотрении оказались тупые, и по-настоящему фраер их не кидал, а только делал вид — из доски в нужных местах выскакивали лезвия, стоило нажать на рычажок… Совсем неинтересно. Так что я свои взяла, из рюкзака. Представляете, как он удивился, когда его вместо меня привязали? — я вспомнила бледное, в тон с манишкой, лицо метателя, и засмеялась. — Жалко, что Ласточки не было. Вот она бы показала настоящий класс…
— А привязывали, видно, викинги?
— Ну да. Им тоже не понравилось, что ножи тупые. А когда представление закончилось, я пошла еще раз посмотреть на льва…
Дальше рассказывать не хотелось. Глупо же я выглядела: визжащая, брыкающаяся, и с мешком на голове.
— Ясно всё с тобой, — Базиль поднялся и бросил на стол несколько мелких монеток. — Значит, заглянем в театр сейчас.
Но в театр мы снова не попали, потому что, выйдя на злополучную площадь, увидели отряд дружинников. Они пронеслись мимо, бряцая оружием и грохоча ботинками по брусчатке.
— Ходу! — подхватив меня под локоть, наставник ускорил шаг.
— Думаете, опять что-то случилось?
— Уверен.
Переулок, в который втянулись дружинники, с обеих сторон огораживали шикарные заборы. Тут были и кованные решетки, и розовый, с искрой, камень, и филигранные, с копьями по верху, ворота. За заборами угадывались новенькие, буквально с иголочки, особняки. Под красными черепичными крышами сверкали свежевымытые окна с кружевными занавесками, с горшками герани на подоконниках, с гортензиями в палисадниках и ровными, как футбольное поле, стриженными лужайками. Я даже удивилась: что могло случиться в таком красивом месте?
За оцепление нас не пустили. Дружинники стояли намертво, окружив место происшествия высокими щитами. Толпа перед оцеплением волновалась, высказывая разные версии и соображения, но видеть — ничего не видела. Я уже высматривала лазейку в оцеплении, но Лумумба поймал меня за шиворот и стал пробираться сквозь толпу назад.
— Вы что, вот так просто уйдете?
— Помолчи, — повернув за угол, он оглянулся, проверяя, что нас никто не видит. — Сыскной воевода сейчас где?
— С Ванькой, у викингов. Вы же сами…
— Правильно. И никто об этом не знает.
— Так может, сбегать за ним? Тут же явно что-то серьезное…
— Мы ему потом всё расскажем.
— О… — я, кажется, поняла, что он хочет сделать. — Но… вам не кажется, что это неправильно?
Наставник, взяв меня за плечи, заглянул в лицо.
— Подумай сама: это по нашей вине сыскной воевода не на работе?
— И если узнают, что он там веселится… — я кивнула. — А что со мной?
— Подождешь тут.
— Ни за что. Куда вы — туда и я.
— Ты слишком приметная.
— Ну, так замаскируйте и меня тоже. Или превратите.
— А не испугаешься?
— Ванька же не боится.
Посмотрев на наставника в очередной раз, я вздрогнула. Передо мной стоял Олег — точно такой, каким я его помнила: темные волосы зачесаны назад и спускаются кольцами почти до плеч, глаза под густыми бровями смотрят ласково и чуть насмешливо, тонкая линия бороды оттеняет волевой подбородок… Пришлось напомнить себе, что это вовсе не он.
— Готова? — и Олег, вытянув руку, коснулся моего лба.
Я чихнула. Очень сильно, будто всем телом. Земля приблизилась, а забор, кусты сирени и наставник стали гораздо выше. Нос вдруг сделался главным: запахи обрели цвет и заколыхались в воздухе, как северное сияние. Самый густой, плотный и осязаемый широкой полосой тянулся сквозь толпу, цепь дружинников и уходил за щиты. Насторожив уши, я посмотрела в ту сторону и негромко тявкнула. Звук получился смешной: щекоткой прокатившись по горлу, он лягушкой соскочил с языка. Для собственного удовольствия я тявкнула еще несколько раз, а потом, от избытка чувств, завиляла хвостом. Тоже интересные ощущения…
Подпрыгнув, я ткнулась передними лапами в грудь наставнику и лизнула ему щеку. Ух ты! Как интересно-то! Выглядит как Олег, а пахнет, как Лумумба: земляничным мылом, кремом для бритья и табаком. Затем — легкий запах пота, металла и пороха. А поверх всего — запах корицы. Стойкий и густой, как патока. Он буквально сочился из его пор, пропитывая окружающий воздух и развеваясь длинным шлейфом позади. Наверное, пользуясь только этим запахом, я могла бы проследить все перемещения Лумумбы по городу, с самого нашего приезда.
Подул легкий ветерок. Он принес запах горящих дров, сдобной выпечки, горького дыма и теплого цыплячьего пуха… Забыв обо всем, я забегала кругами, наслаждаясь своим гибким телом, сильными лапами и острым нюхом. О дивный новый мир! О прекрасная и удивительная жизнь! Почуяв совсем рядом, под корнями молодого дубка, мышиную нору, я бросилась самозабвенно рыть, в стремлении добраться до горячих и вкусных комочков жизни…
— Ко мне, девочка, — позвал наставник. — А теперь успокойся, — голос подействовал просто магически. Сердце перестало подпрыгивать, восторженные взвизги, поднимающиеся из живота, как юркие пузырьки, утихли, а голова прояснилась. Я вспомнила, кто я на самом деле. — Идем. Держись рядом и не отвлекайся.
Напоследок он протянул руку и почесал мне за ушами. Такого экстаза, такого чистого животного наслаждения, я не испытывала никогда. Язык сам собой вывалился из пасти, глаза закатились, изо рта закапала слюна…
— Манюня! Приди в себя! — голос хлестнул, как кнут. — Мы же на работе.
Помотав головой, я всем телом выразила готовность слушаться и повиноваться…
Из-за щитов истекал ужас. Он имел багровый, набитый острыми колючками запах и вкус старого железа. Я застыла. Лапы просто не хотели идти дальше, а нос почти уткнулся в пыль.
— Батюшка сыскной воевода… — голос дружинника был голубым от облегчения. — Тут такое…
— Спокойно, боец. Разберемся.
Взяв за ошейник, Лумумба провел, или скорее, протащил меня за щиты. Чувствуя его уверенность, я тоже успокоилась. Подошла к огромной черной луже и принюхалась.
Запахи ударили в нос с новой силой. Мясо, костный мозг, свернувшиеся сгустки крови… И удивление. У него был цвет ледяного серебра. Оно переливалось, как следы слизней на росистой траве, а по краям темнело и дымилось. А еще была боль. Она была прозрачная и пахла снегом. Из горла вырвался скулеж, переходящий в тонкий визг, но рука наставника, легшая на голову, придала уверенности.
