На берегу, вдоль всего пляжа, установили трибуны. Их плотно заполняла толпа: казалось, поглазеть на соревнования, невзирая на плохую погоду, собрался весь город. Играла громкая музыка, небо бороздили воздушные шары. По пляжу с горячими пирожками и пивом носились лоточники, от них, клянча монетки шутками и прибаутками, не отставали циркачи и скоморохи.
Весело у них тут, в Мангазее. Что ни день, то праздник. Все мельтешат, продают и покупают, даже дети не отстают от взрослых: разносят бутылки с пивом и лимонадом, вяленую рыбу, семечки, смешные шапки с плюшевыми рогами и махалки в виде огромных ладоней.
Я вспомнила своё детство. Если б мы, беспризорники, вздумали появиться на каком-то людном сборище, народ бы тут же позвал охотников. А здесь? Вон, идет пацан, с виду — тот еще плут, весь в рванине, и глаза как у голодного крысеныша… Походя, как-то лениво, мальчишка запустил лапку в карман прохожего, блеснуло что-то яркое, но никто даже не почесался. Эх, люди! Слишком кучеряво живут. Вот в нашем городе… И я себя оборвала. А может, это и неплохо, что все стремятся заработать? По крайней мере, искать выгоду — лучше, чем охотиться на бродяг.
Раздался вой противотуманной сирены, а в воздухе, прямо над заливом, вдруг развернулся громадный экран. На экране, увеличенные в несколько раз, плескались волны, среди них перекатывались, жирно поблескивая, черные щупальца.
— Морские змеи, — пояснил воевода Сварог. О тварях он говорил так ласково, будто чудовища — его любимые домашние зверушки.
— А если они кого-нибудь сожрут?
— На то и состязание.
Ладно, не хрен со своим самоваром в чужой огород лезть…
— А что это за экран? На чем он держится?
— Синтез магии и технологии… — командующий сварливо кивнул на помост, три дня назад занятый боярами. Там сидели несколько человек в надвинутых на глаза очках, больше всего похожих на приборы ночного видения.
— Это что, они наколдовали?
— Ну.
— Круто.
— Круче всего то, что удалось заставить этих дармоедов работать, — фыркнул Сварог. — Смотри: сейчас объявят первую двадцатку.
На воздушном шаре прокашлялся громкоговоритель.
— Итак! Мы начинаем! — проревело сверху. — В первом заплыве участвуют…
На пирс вышла толпа парней, одетых только в плавки. Все, как один, здоровенные, накачанные, с бритыми затылками. На спинах черной краской нарисованы номера. Парни улыбались и махали публике — «магические глаза» выхватывали крупным планом то одно, то другое счастливое лицо.
…«Цвет военной академии, лучшие из лучших»… — долетело с воздушного шара. Парни по очереди подходили к краю пирса и, махнув на прощанье, без всплеска уходили в воду.
Над головой оглушительно тарахтел комментатор, но я его не слушала, прикипев взглядом к экрану. Вот, возле одного быстро взмахивающего руками пловца появился белый бурун, он раскрылся широкой, усаженной двойным рядом зубов, пастью. Пловец заработал руками еще быстрее. Волны вспухли черными кольцами, обвили парнишку… Экран дал максимальное увеличение. Мелькнуло лицо: расширенные глаза, распяленный в крике рот, потом тело ушло в глубину а на поверхности расплылось большое красное пятно. Трибуны взвыли.
— Кандидат Петренко выбыл из соревнований! — прокричал комментатор. — Третий номер выбыл.
Я повернулась к Сварогу.
— Как же так? Никто не придет ему на помощь?
— Участие в заплыве — дело добровольное. Можно отучиться в академии и уйти на вольные хлеба. Уехать в другой город, стать охранником при богатом купце… Но чтобы получить место в княжеской дружине — нужно переплыть залив, — сказал Сварог. Он, щуря глаза, следил за пловцами.
— А как вы относитесь к тому, что в этих… гладиаторских боях участвует ваш сын?
— Впервые Олег переплыл залив в восемнадцать. Монстры чуют слабаков. А мой сын — не слабак.
— И вам… совсем за него не страшно?
Оторвавшись от экрана, Сварог посмотрел на меня долгим непроницаемым взглядом, а потом медленно, будто нехотя, произнес:
— У нас здесь всегда страшно.
Пловцы добрались до противоположного берега. Там не было пляжа, только длинные плоские камни, о которые бился прибой. В узких промоинах меж ними громоздились кучи плавника, водорослей и дохлой рыбы. Мальчишки по одному выбирались на камни. Кому-то повезло проскочить полосу прибоя сразу, на высокой волне, кого-то отбрасывало назад. Те, кто выбрался, помогали остальным. Но не все. Некоторые сразу отходили, размахивая руками, делая наклоны, и не обращали никакого внимания на тех, кто еще бултыхался в воде. Цифры на мускулистых спинах влажно блестели.
Сварог, бросая короткие взгляды на ребят, помечал что-то в блокноте.
— Кто вам больше нравится? — спросила я. — Те, кто помогает, или те, кто сами по себе?
— Иногда, чтобы победить, нужно кем-то пожертвовать, — протянул командующий. Меж его губ из угла в угол непрерывно передвигалась зубочистка. — Но в иных случаях бывает важнее спасти людей. Главное — выжить. А каким образом, личное дело каждого.
— Вы же их всех знаете, да? Учили в этой своей академии, воспитывали… А теперь они гибнут на ваших глазах.
— В одной древней книге было сказано, что слабые наследуют Землю, — после долгой паузы сказал Сварог, почти не разжимая губ. — Но книга ошибалась. Нам нужны только сильные.
Пловцы вновь попрыгали в воду и рванули назад. Вокруг них кружило гораздо больше черных блестящих тел. Возможно, многие поранились о скалы, а хищников, как известно, привлекает кровь… Появились быстрые узкие тени. Они как серебристые стрелы пронзали воду вокруг беззащитных тел. Вот одна стрела прошила мальчишку насквозь. Тот дернулся, попытался плыть дальше, но вода вокруг буквально вскипела. Невольно вскрикнув, я прижала ладонь ко рту.
— Остановите их! Так же нельзя…
Я видела много плохих смертей, что правда, то правда. Но сейчас было особенно паршиво: ребят будто специально бросали в пасть чудовищам на потеху толпе, и ничего с этим нельзя было сделать.
— Они чуют страх… — глядя, как завороженный на экран, прошептал Сварог. — Просто не надо бояться.
На торжественное награждение кандидатов я смотреть не стала. Не хотелось знать, сколько из них уцелело: перед глазами стояли недавние счастливые лица, машущие толпе, а потом — расширенные глаза того, первого погибшего мальчика… Я пошла к Ваньке. Они с Лумумбой вместе смотрели на экран.
— Вань… — я взяла его за руку. Она была большая и теплая. — Мне не удасться тебя отговорить?
— Почему ты не веришь, что у меня получится?
Я не знала, что на это ответить. Вся эта затея — большая глупость. В мире и так много смерти, и рисковать собой понапрасну — непростительное расточительство… Надо же иногда думать не только о себе, но и о близких, которые тебя любят.
