— Ко! — строго повторил петух, подмигнул желтым, как у бваны, глазом, и гордо пошел к воротам.
И шествуя важно, походкою чинной, рыжая собака и черный петух спокойно миновали блокпост.
Охранник подавился колбасой и уронил автомат себе на ногу.
Лепесток, оказывается, нас ждал. «Завидев» Лумумбу, он подпрыгнул, сделал радостное сальто и устремился в ближайшую березовую рощу.
…И вот мы на кладбище. О том, что это именно кладбище, я поняла задолго до того, как увидела первую могилу — к запаху влажной земли и травы примешался запах тления. Он не был неприятным. Скорее, сладковатым, с нотками поедаемого древоточцами дерева и ветхих тряпок.
Лепесток, сделав широкий круг по поляне, рассыпался золотыми искрами, а рядом со мной возник наставник, в своём собственном облике, и одетый, как обычно. Я с готовностью подставила голову, но он только почесал мне за ушами.
— Извини, дружок. Одежка-то твоя осталась там, в городе, так что иди, погуляй пока…
И я пока погуляла: погналась за бабочкой. Потом еще пока погуляла, охотясь за кузнечиком, за толстой, как блюдце, лягушкой… А потом спустились сумерки.
Ну, не то, чтобы сумерки… Учитывая местные географические особенности, небо просто затянула белесая мгла, а мутный желток солнца завис над самым горизонтом. Но всё равно чувствовалось, что уже вечер: наверное, собаки, в отличие от людей, в таких вещах разбираются. Жучки-козявки попрятались — кто под листики, кто в щели в коре деревьев; мелкая живность затихла, готовясь ко сну. Зато поблизости обнаружились несколько хищников, сладко потягивающихся в предвкушении ночной охоты… И как-то сразу стало неуютно. Тоскливо как-то стало, неинтересно.
Со всех лап я побежала назад, к бване. Сначала угодила в болотце — просто очередная кочка ушла из-под ног, и я оказалась по брюхо в зеленой густой жиже. Затем заплутала в поле режущей осоки, вспугнув нескольких устроившихся на ночлег уток, а затем… Я поняла, что нужно просто сосредоточиться. Поймать запах наставника — мыло, табак и немножко куриных перьев, и тогда бежать.
Лумумба сидел на пригорке посреди кладбища, а вокруг колыхались призраки. Уверена, что, будучи человеком, ни за что бы не заметила зыбкие, похожие на невыстиранные полотенца, тени. Они толпились вокруг наставника, простирая в его сторону лохматые рукава. В том месте, где у них должны быть головы, были только сгустки тьмы, в которых едва угадывались слабые искорки глаз.
— Все ли собрались, уважаемые? — спросил бвана, поигрывая прутиком.
— Все… — прошелестело в ответ.
— Видели ли вы неупокоенного, у которого не хватает одного пальца на правой руке?
— Не видели…
— Не видели…
Будто ветер пронесся, играя длинными березовыми ветками.
— Я видел, — вперед вышел мальчик. Он был маленький, лет семи, с замурзанной мордашкой и очень бледный. Я не сразу поняла, что с ним не так: у мальчика ниже бедер не было ног. Он просто висел в воздухе, слегка колеблясь, и изредка шмыгал носом.
— Ну, говори, милый, — ласково кивнул ему бвана.
— Он пришел сюда недавно, — пояснил мальчик. — И был совсем глупый, ничего не понимал. Сначала ходил вокруг и пытался влезть в чужую могилу, но его никто к себе не пустил. Тогда он попытался вырыть свою, но пальцы были мягкие, и ничего не получилось… И он ушел.
— Куда?
— Обратно, в город. Там дальше есть лаз под стеной — он махнул рукой, — так он через него пролез.
— Что ты хочешь за свою помощь? — Лумумба присел на корточки рядом с мальчиком.
— Хочу Глашке отомстить, — твердо сказал мальчик, но потом заколыхался и заплакал. — К мамке хочу. Хочу вернуться домой, в свою постельку, и чтобы ножки не болели…
Наставник вздохнул. Погладил мальчика по голове — или по тому месту, где должна быть голова, и подул. Дух развеялся и впитался в землю.
— Спи, малыш, — сказал тихо бвана. — Ни о чем больше не помни, и просто спи…
На обратном пути в город Лумумба был задумчив, и даже забыл превратиться обратно в петуха. Когда из будочки выскочил охранник, наставник не глядя достал из кармана горсть сияющей пыли и выдул её в глаза мужику. Тот сразу улегся под шлагбаумом и захрапел. Я обошла серебристое облачко стороной.
…Пока я, пережидая попеременно накатывающие волны жара и холода одевалась, Лумумба, оторвав красный лепесток, пел:
Лети под музыку рок, под стук железных дорог,
Лети под музыку джаз, лети и помни всех нас,
И вместе с пением птиц, едва достигнув границ,
Скажи, что с той стороны никто не хочет войны…
— Зачем нас гоняли на кладбище? — спросила я, завязывая шнурки на кроссовках. — Если мертвяк вернулся в город, зачем…
— Цветик — штука неразумная, — ответил Лумумба, следя за лепестком. — Учуяв моё желание найти мертвеца, он просто шел по следу… Не переживай, — сказал он уже на ходу. — Осталось недолго.
Мы нашли его в канаве — так или иначе, мертвяк обрел упокоение. Дождь намыл на него ила, нанес веток, прелых листьев и размокшей травы, так что уже трудно было узнать в этой куче мусора мертвого человека. Маленькие звездочки разрыв-травы усыпали могилу, придавая ей вид обыкновенного холма.
Лумумба, прикрыв глаза, простер руки над его последним пристанищем. А потом удовлетворенно кивнул.
— Ну, вот я тебя и нашел, — сказал он ласково. — Теперь ты всё мне расскажешь.
Глава 16
Иван
И тут я увидел Бел-Горюч камень. Он был совершенно не похож на другие сейды: камень Алатырь сверкал, как маленькое солнце. От него исходили вполне ощутимые волны света и тепла, а на макушке рос молодой ясень, корни которого, оплетая трещины, уходили в землю.
Подступив к самому камню, я положил на него руки — не знаю почему, просто очень захотелось это сделать. Когда отнял, на ладонях остались светящиеся золотые следы, а на камне, напротив, отпечатались мои ладони.
— Ну, видишь, Кукса? Принял камень нашего Спасителя, — довольно проворчал Илюха.
— Принял? — переспросил я.
— Если б ты ему не понравился, камень бы тебя сжег. И пепла бы не осталось, — пояснил нойда и жизнерадостно улыбнулся.
— А предупредить? — я разозлился. В самом деле: а если б я чертову камню не понравился?
— Дак обошлось же, чего зря базарить? — похлопал меня по голому плечу Илюха и обратился к нойде: — Кукса, найди ему барахло. Не гоже новому Привратнику голым гузном отсвечивать, — и снова повернулся ко мне: — Идем, Спаситель, народ ждет.
«Народ» ждал у большого костра посреди стойбища. Что характерно: раньше, когда мы бродили здесь с Куксой, я никого не видел.
