— Без дружка, без Ивана, жить и Марья не станет, а зачахнет, завянет, — упрямо закончила старуха.
Было это похоже на детский стишок или считалочку, но я всё равно почувствовал, как от шеи на щеки переползает душный жар. Только хотел уточнить, что же она всё-таки имеет в виду под «зачахнет-завянет», но тут раздался душераздирающий крик.
— Убивают! Режут! Хулиганы зрения лишают!
Мы с Махой оживились.
На подоконнике, обернув лапки в белых носочках толстым, как полено, хвостом, сидел кот и лениво изучал нашу птичку.
— Че орешь, дурында? Не боись, сегодня я уже завтракал, — сказал кот и вальяжно спрыгнул на пол. Один глаз мурзика пылал неугасимым синим пламенем, другой был черен и пуст.
— О! Говорящий котик! — Маха плюхнулась на пол и запустила пальчики в шерсть. — Котик ты мой котик, тёпленький животик. Бархатная спинка, шелкова шерстинка… — кот затарахтел, как хорошо смазанный дизельный движок, подставляя под её руки пухлые хомячьи щеки.
Я закатил глаза. Нужно как-нибудь научить её различать магических животных. Наша птичка, например — безобидный вестник. Одушевленное письмо, ходячая энциклопедия. А вот бабкин кот…
— Мотя, на стол пора подавать, — строго напомнила старуха.
Дернув хвостом, котофей удалился, по пути ненавязчиво обтершись сначала о мои ноги, потом о ноги наставника. Ростом он был мне по колено. В холке.
— Поаккуратнее с ним, — предупредила Арина Родионовна. — Тот еще проказник.
По-моему, она его немного приревновала…
Я прыснул в кулак, чем заработал неодобрительный взгляд наставника.
Освежившись, мы наконец-то уселись пить чай. Чай у Арины Родионовны состоял из огромного пирога с осетриной, миски маринованных с луком груздей, вареной, исходящей паром, молодой картошечки, заправленной топленым маслом и посыпанной зеленым лучком, ватрушек с творогом и изюмом, халвы, двух видов меда — цветочного и гречишного, и морошкового варенья.
Распоряжался кот. Как заправский официант, он вкатил в комнату двухэтажную, нагруженную снедью, тележку, затем внес на вытянутых лапах раскаленный самовар. Споро расставил блюда, чашки, тарелки, разложил салфетки и приборы, обмахнул полотенцем табуретки и уселся рядом, скроив умильную рожу.
— Отведайте, гости дорогие, чего хозяйка послала, со мной переслала… И обо мне, служивом, не забудьте. Мур.
— Садись, коль не шутишь, — пригласил кота бвана. Тот проворно вскочил на табурет, и, придвинув ближайшую чашку, принялся наливать чай.
Птица Гамаюн, спрыгнувшая было на стол и уже цапнувшая ватрушку, ретировалась за печку и оттуда возмущенно закаркала:
— Эй, чего вы этого хищника за стол пускаете! Да он родную маму за пятачок на базаре продаст! Ему верить — себя не уважать…
— На маму наговаривать не позволю, — строго одернул ворону кот. — Я сирота. С тех пор, как дорогая родительница в осьмнадцатый раз замуж выскочили.
— Бедненький… — пожалела кота Маха, усаживаясь рядом. — А какой работящий! Не то, что некоторые, — она кинула уничтожающий взгляд на птицу Гамаюн.
— Я еще крестиком вышиваю, — потупился пушистый хвастун. — И на машинке… тоже… — Машка вовсю чесала ему шею.
— Тук, тук! Можно к вам? — на пороге материализовался старичок в косоворотке, лаптях и с румяной лысиной, по краям опушенной седыми волосками.
— Просим! — махнул рукой подобревший после вмазки бвана. — Будьте, как дома… Матвей, не сочтите за труд, поставьте гостю чашку.
Кот, приподняв одну бровь, зыркнул на стол и на скатерти материализовался новый чайный прибор. Красный, в крупный белый горох. Лумумба уважительно присвистнул, Машка взвизгнула от восторга. Я фыркнул и отвернулся, но тут же подумал, что становлюсь слишком похож на ворону, и сделал вид, что закашлялся.
— Просыпаюсь после дежурства, чувствую — русским духом запахло. Дай, думаю, зайду, узнаю у новых постояльцев: от дела лытают, или правду пытают… — тарахтел старичок, влезая на лавку между мной и Машкой. — Агасфер Моисеевич. — он протянул узкую, но крепкую ладошку сначала учителю, потом нам. — Можно деда Фира.
— А мы… — начала Маша.
— Слухами земля полнится, — отмахнулся дедок, вгрызаясь в здоровенный кус пирога, подсунутый котом. Зубы у него, кстати, были как у молодого. Здоровенные и белые, будто из Мейсенского фарфора.
— А откуда? — не выдержал я. — Вот и Арина Родионовна…
Дедок, осторожно дуя на горячий чай, только флегматично пожал плечами.
— Хозяйка пасьянс раскладывала. — пояснил кот, а потом многозначительно покосился на бвану и процитировал: — «И Придет Сатана: ликом черен и прекрасен».
— Согласно книге пророка Захарии, — высунулась из-за печки неугомонная птица Гамаюн, — Сатана выступает обвинителем на небесном суде…
Машка запустила в неё кренделем, а Лумумба поспешно сменил тему, обратившись к Агасферу Моисеевичу:
— Вы говорили, что вернулись с дежурства. Что за служба у вас в Мангазее, если не секрет?
— Воздушный дозор, — фыркнула птица Гамаюн, споро проглотив угощение. — Тоже мне, летучие отряды выискались.
— Ты там на печь случайно не какни, от избытка чувств, — поддел её кот. — Завидуй молча…
— Это те, которые на воздушном шаре? — перебила кота Маха. У нее горели глаза. — Я на пляже видела, и еще над городом…
— Глазок-смотрок у красавицы, — усмехнулся дед. — Они самые и есть. В каждом дозоре — три боевые единицы.
— И для чего такие нужны?
— А для всего. За болотами да тайгой приглядывать. За приисками — худой народец на караваны засады устраивает, так сверху-то всё-ё-ё видать. За морем следим — какие корабли в гавань входят, какие на рейд становятся. По-над городом, опять же… Воздушный дозор князь Игорь учредил, — дед тяжело вздохнул. — Больших талантов человек был.
— А почему три? — не унималась Машка.
— Двое дружинников и маг. Мы, звезда моя, сугубые индивидуалисты. Только по-одному и можем.
— А почему тогда вы напарники? — живо повернулась она ко мне.
— Темных всегда двое, — опять встряла птица Гамаюн. — Ворон ворону, как говорится…
— Кто постоянно на Тот свет ходит, да с душами людскими дело имеет, обязательно в страховке нуждается, — пояснил деда Фира. — Это не то, что мы, светлые: магия слова, фокусы-покусы с психополями…
— Ученик клятву на крови дает, что учителя в спину не ударит, — ехидно прокаркала птица, а я поморщился: без этих подробностей можно было спокойно обойтись…
— Это правда? — Машка пытливо уставилась на Лумумбу. — вы вместе только из-за какой-то клятвы?
— Неправда, — вместо учителя ответил я. — Я за бвану горло кому хошь перегрызу.
