Кроме щипков я помнил еще кое-что. В ушах глухо застучало, а щекам сделалось жарко. Поцелуй. Его я помнил отчетливо, словно и не спал вовсе. ДО него всё было, как в тумане, как в мутном невкусном киселе. Но зато ПОСЛЕ... Машка разбудила меня поцелуем!
Вскочив, я опять стукнулся макушкой о каменный потолок. Уй... Аж искры из глаз посыпались.
- Ма-аш? Маша... Ты здесь?
- А вот и нет, а вот и нет, - срывающимся голоском пропищал Ариман. - Девчонка тебя бросила, бросила. И ты здесь сгниёшь, сгниёшь... Обитель Мёртвых душ никого не выпускает. Так и будешь сидеть-сидеть, забывая, как дышать, как думать... Как Быть. И про тебя все забудут. Уже забыли.
- Если она здесь была, а потом ушла - значит, выход всё-таки есть?
- Она живая, а живым здесь не место.
- А я что, мёртвый?
- Ты - почти мёртвый.
- Но я же не сплю!..
- Откуда ты знаешь?
Я схватился за грудь. Полез под косоворотку... Всё было на месте. И макаронина - подарок его преподобия отца Дуршлага, и крестик - подарок бваны, и ожерелье из зубов росомахи - подарок одного лешего из лесов под Калугой...
Меня Лумумба научил: чтобы понять, спишь ты или нет, нужно иметь при себе что-то, о чем будешь знать только ты. Какую-нибудь мелочь, памятную вещичку... У наставника, например, был волчок.
У меня - макаронина на цепочке. Ариман о ней не знал, а значит, сейчас я не сплю.
Колдун, не замечая перемен в моём настроении, злобно хихикал, обнажив пустые чёрные десны. Тело несчастного мальчишки разлагалось на глазах...
- Теперь ты обречен, Бокорван. Не будет тебе ни звезд ни солнца, ни воды ни ветра, ни земли ни пепла... Не коснешься ты ни низа ни верха, ни Нави ни Прави, ни Того света, ни Этого. Не будет тебя ни потом ни сейчас, ни в прошлом, ни в будущем...
Посмотрев на Аримана, я тяжело вздохнул.
- Я бы испугался... Нет, честно. Не будь ты так жалок и беспомощен, я бы испугался. Тело твоё разваливается, в меня ты переселиться не можешь. А больше никого и ничего здесь нет. Так что ни дна тебе, ни покрышки.
Сев для удобства на колени, я стащил через голову камешек и начертил им в воздухе прямоугольник. Тонкая полоска налилась светом, стала толще, приоткрылась... И тут я задохнулся: Ариман, набросив мне на шею удавку из красной молнии, затянул её до предела.
Святой Макаронный Монстр! Я снял сейд! Совершенно не думая, просто для того, чтобы было удобнее им действовать.
И Ариман был тут как тут. Правильно меня Машка обзывала: дубина я стоеросовая.
В глазах темнело. Ариман, покряхтывая, затягивал удавку. Ему удалось обмотать красной молнией не только мою шею, но и руки. Они онемели и я увидел - не почувствовал - как камешек вываливается из ладони на пол...
- Ага! - победно закричал Ариман, - теперь ты мой!..
И тут дверь, которую я нарисовал, отворилась. С той стороны.
- Ну наконец-то, - сказал, входя, бвана. - А то мы ждем, ждем...
С Лумумбой были Т'чала в образе ягуара и Ананси. В образе паука. Во всяком случае, я надеюсь, что это был Ананси, а не какой-то другой представитель паукообразных. В смысле, что он такой - один. И не надо ждать нашествия... Ой, я что-то запутался. Наверное, от недостатка воздуха.
- Ну, как ты тут? - буднично спросил наставник. - Не заскучал?
- Хр-р-р...шо, - выдавил я сквозь удавку. - Свсм... н скшн...
Что характерно: бване потолок нисколечки не мешал. Он стоял, как Наполеон на Эльбе: заложив руку за отворот сюртука и государственно оглядывая поле боя.
Никакого желания помочь мне, своему ученику, он не проявлял.
К счастью, Ариман отвлекся на гостей и улучив момент, я смог ухватить красную молнию руками. Она кусалась, как зараженная бешенством анаконда, но я терпел. И молча наматывал её на кулак. А смотав всю, без остатка, слепил в большой огненный шар и со всей мочи запустил им в Аримана.
Не попал.
Мальчишка неведомым образом оказался на потолке. Длинный хвост светлых нечесаных волос свесился вниз, но ладони и колени его приклеились к камню, как у геккона. Показав мне черный язык, Ариман бодрой рысью поскакал вглубь пещеры.
- А вот это непорядок, - буркнул Лумумба. - Ваня, лови его.
- Может, пускай бежит? - устало спросил я, в очередной, триста двенадцатый раз, потирая стукнутую макушку. - Пацан, в конце концов, не виноват...
- И за это ты хочешь оставить его на растерзание злому колдуну? Добрый мальчик.
- И ничего я не хочу, - заартачился я. - Просто... Убивать его - как-то неправильно.
- Ты его прежде поймай, - сердито буркнул учитель. - К тому же, Аримана можно изгнать.
Об этом я как-то не подумал. Свыкся с тем, что безумный подросток - это и есть злой колдун...
- В два касания? - деловито спросил я, усаживаясь по-турецки и разогревая ладони.
Учитель встал за моей спиной и скомандовал:
- ХИТО. ФУТО. МИ!
Как только побежденный, но не сломленный колдун упал к нашим ногам, Ананси выстрелил паутиной и ловко упаковал его в аккуратный свёрточек. Как куколку.
Вот и всё. Сказочке конец. А кто слушал...
- Можно, мы теперь уйдем? - устало спросил я. - Надоело, знаете ли, об потолок стукаться.
- Дверь открыта, - пожал плечами Лумумба, и взвалив свёрток с Ариманом на плечо, шагнул за порог. Я поспешил за ним.
Навь встретила, как родных: спёртым душным воздухом, тучами гнуса и зубастыми паршивцами - один из них, в знак приветствия, тут же вцепился мне в ногу пониже колена.
- Широка страна моя родная, - продекламировал я, отрывая паршивца вместе с изрядным куском мяса. - Много в ней лесов, болот и рек... А также пауков, мокриц и других милых животных, - я брезгливо отбросил паршивца. - Бвана, почему мы не пошли сразу в Правь?
Нет, вы не подумайте. Для меня Навь - дом родной. Но и на улицу иногда выйти хочется...
- Надо освободить Линглесу, - сказал наставник, опуская ношу на относительно сухую кочку.
- Да я что? Разве я возражаю? Ну и что, что он хотел вас убить. Подростки, они такие... Вечно хотят изничтожить старый мир, чтобы на его костях построить новый... С годами это проходит.
- С годами многое проходит, - как-то печально кивнул бвана. - И любовь, и дружба, и яблонь белых дым...
Что это? Очередной приступ меланхолии, или... Я присмотрелся к учителю.
Перо на треуголке - будто только что из петушиного хвоста. Сапоги начищены до блеска. Сюртук - минуту назад с витрины сняли. Но зато глаза... Глаза у бваны усталые. Волосы, заплетенные в короткую косицу, растрепались, в уголках рта залегли горькие складки, да и руки легонько, почти незаметно, но подрагивают.
