– Ни к чему разглагольствовать здесь, – отрезала я злобно. – Максим Анатольевич сказал, что могу в любое время подойти и взять у вас ключи от его квартиры, – соврала я, но так убедительно, что не придерешься, каждое слово произнесла с полной уверенностью.
– Мне никто ничего не говорил, – продолжала ломаться консьержка. – Иди, милочка, куда шла. Надо будет, Максим Анатольевич сам откроет.
– Там человеку плохо, понимаете. Дайте ключи, не отнимайте мое время! – я старалась говорить сдержанно, но внутри уже начиналась тряска от наглости этой женщины. Я прекрасно понимала, что она всего лишь выполняет свою работу, вот только сейчас мне было совсем не до сантиментов.
– А кем ты приходишься хозяину квартиры, чтобы заходить туда без разрешения? – бойко упиралась та. – Ходят здесь всякие, понимаешь, ключи требуют...
– Сестра, – воскликнула я.
– Ну да, так тебе и поверила!
– Я его сестра, – повторила уже со злостью и, чтобы подтвердить очередную ложь, достала паспорт из сумки и чуть ли не ткнула им в лицо консьержки. – Убедились теперь?
Женщина внимательно изучала данные, переводя взгляд с документа на меня и обратно. Видимо, поверив в сказанные слова, она поджала недовольно губы и швырнула ключи на стол. Схватив их, я тут же метнулась к лифту. Открывала замок трясущимися руками, не с первого раза попав в замочную скважину, несколько раз роняя ключи. Когда, наконец, дверь распахнулась, я ощутила невиданное облегчение. После чего вошла в квартиру, негромко окликнув:
– Макс… Максим, ты дома?
Никого. Ни звука…
Я заглянула в гостиную и застыла. Он лежал на диване спиной ко мне и практически укутанный с головой в одеяло, а рядом, на журнальном столике, валялись несколько пачек таблеток и бутылка воды.
– Макс! – позвала я громче, но он снова не отреагировал. Внутри от страха все похолодело. Неужели взялся за старое? Господи, пожалуйста, только не это! И сразу же в голове начали мелькать самые жуткие предположения: напился, под наркотиком, последствия передозировки... Странно, будто не может быть других вариантов. За человеком есть грешок, и все, клеймо на всю жизнь? Я устыдила себя за негативные мысли. «Не забывай, Женя, ты накосячила не меньше его!»
– Макс, – я подошла ближе и наклонилась к дивану. Прислушалась и вздохнула с облегчением, уловив тяжелое дыхание. – Юдин, ты спишь?
Затем прикоснулась к его голому плечу и обомлела. Кожа – кипяток! Мгновенно стащила с мужчины одеяло и попыталась расшевелить.
– Макс! Макс, ты меня слышишь? – я обхватила влажное лицо ладонями. – Макс!
Он прикрыл глаза и растерянно уставился на меня.
– Женя, – промямлил Юдин, будто не понимая, что происходит.
– У тебя сильный жар, – констатировала я факт, разглядывая замученное лицо.
– Угу, – пробубнил он, потянувшись за одеялом. – Хо-о-лодно...
– Нельзя кутаться, – одернула я обратно одеяло. – От этого только сильнее поднимется температура.
– М-м-м, – застонал тот, как ребёнок, и, прикрыв глаза, спросил шепотом: – Как ты сюда попала?
– Тебя искала, – ответила я, приложив ладонь к его лбу. – Где у тебя градусник?
– Зачем он мне?..
– Юдин, блин, в доме всегда должен быть градусник, – отчитала я его и осмотрела таблетки, лежащие на столе: «Алка-Зельтцер» и «Кагоцел». – Серьезно? Ты пытался сбить температуру антипохмелином?
– Больше ничего нет, – буркнул Макс.
– Лежи и не накрывайся, я сейчас, – попросила, выпрямившись, и на всякий случай отодвинула одеяло подальше.
В аптеку бежать времени не было. Наверняка у консьержки с собой целая аптечка. Я снова поспешила на первый этаж, на ходу набирая Анатолия Николаевича. Быстренько сообщила тому, что Макс дома, просто немного приболел. Мол, все с ним будет хорошо.
– Женечка, может мне приехать или скорую вызвать? – встревожился тесть.
– Вы не переживайте, мы сами справимся, – с трудом уговорив того не приезжать, я вышла из лифта.
Консьержка встретила меня недовольным взглядом, в котором читался немой вопрос: «Что тебе опять от меня надо?»
На что я улыбнулась и вежливо произнесла:
– Извините, пожалуйста, что опять беспокою, но, возможно, у вас найдется градусник и что-нибудь жаропонижающее?
– Найдется, – нехотя выдавила та.
– Одолжите, пожалуйста, а я утром возмещу ваши расходы. – Я думала, что деньги при мне, но оказалось, что в спешке оставила сумку в квартире, да не заметила как.
Женщина, слегка усомнившись, водрузила на стол свой огромный ридикюль. Повозившись в нем, она извлекла градусник и предложила:
– Есть парацетамол, анальгин, ибупрофен и ацетилсалициловая кислота. Что тебе?
– Можно все? – спросила я, обнаглев уж совсем. – при случае все вам возмещу, – напомнила я на всякий случай.
– Держи, – консьержка протянула мне пластины с таблетками.
– Огромное вам спасибо! – поблагодарила я и, забрав лекарства, метнулась к лифту.
12 ГЛАВА
– Юдин, ей-богу, ты хуже ребенка! – отругала его по возвращении, снова обнаружив укутанным с головой в одеяло. Раскрыла по пояс и затем поставила градусник, сразу же налив в стакан воды.
– На вот, выпей! – сказала я и положила ему в рот две пилюли, добавив: — Не забудь запить!
После чего поднесла стакан с водой.
— Ну, честное слово, как ребенок!
Я вынула градусник и, посмотрев на шкалу, остолбенела: значение было немного за сорок…
– Сорок, обалдеть! – воскликнула я, ощущая стремительно нарастающую панику. – Я вызываю скорую.
Сразу же хотела ринуться за телефоном, но Макс остановил меня, схватив за руку.
– Не нужно скорую…
– Ты с ума сошел?! Я никогда с такой высокой температурой не сталкивалась, – его ладонь словно огнем обжигала мою кисть.
– Жень, не надо скорую, – повторил он уверенно. – Терпеть не могу врачей...
– И что же прикажешь мне делать? Смотреть, как ты мучаешься? – разнервничалась я, не зная, как поступить.
– Все нормально, таблетки скоро подействуют, – голос Юдина звучал слишком уверенно и твёрдо для его состояния.
– Двадцать первый век на дворе, а ты отказываешься от медицинской помощи!
– Мне этой помощи хватило на сто лет вперед, – он произнес это с такой ненавистью, что я действительно засомневалась в ее необходимости и почти догадалась, с чем связана его неожиданная агрессия...
– А что если у тебя бронхит или воспаление легких? – предположила я, опасаясь возлагать на себя ответственность за чужую жизнь.
