Дмитрий повернул направо и подумал – Барсуково. Разумеется, убийцы едут из Барсуково. Овсов укоризненно покачал головой, не о том думаю, не о том. Убийцы едут в четвёртом вагоне, убитые в третьем, значит, убийцы только-только вышли на поиски жертв, а, значит, только-только сели в поезд. А, поскольку Маша видела убийц в своём вагоне сразу после посадки на поезд в Барсуково, значит, и убийцы сели на поезд в Барсуково. Можно было и раньше догадаться. О деле надо думать, о расследовании, факты сопоставлять, а не ходить расслабленным.
–Ну, ты сачок, – до конца рабочего дня оставался ещё добрый час с лишним, но Пашарь уже стоял в коридоре под дверью, собираясь закрыть её и отправиться домой, – целый день где-то шляешься.
–Пойдём, – Овсов затянул начальника уголовного розыска внутрь кабинета и бросил свою папку на стол, – мы раскопали кучу косвенных улик, указывающих на настоящих убийц. Как в поезде, так и в гостинице.
–Слышишь, болтун, – раздражённо буркнул Пашарь, вновь открывая двери и выходя из кабинета, – настоящий убийца сидит в камере и дело для нас закрыто.
–Я иду докладывать Гулину о новых уликах.
–Да хоть самому министру. Гулин вчера лично одобрил все мои действия, похвалил и пожал руку. Я тебе говорил, что ты дурак. Не забывай этого.
В осанке уходящего Геннадия Николаевича читался начальственный укор и недовольство разгильдяйством незадачливых адептов Уголовного Кодекса.
Понятно, сейчас пройдутся по всему интеллекту вплоть до спинного мозга, и закончат на копчике мощным резким движением, именуемым в просторечии пинком. Овсов закрыл дверь, вздохнул, и стал спускаться по лестнице на первый этаж. Что ж, не привыкать, не сегодня началось, не сегодня завершится. А, значит, не стоит и думать об этом.
–О, какие люди нас посетили, – Алина переступила ножками и Овсов загляделся на её короткую чёрную обтягивающую юбку. Нет, не на юбку. Дмитрий виновато опустил глаза и тут же поднял их вверх. Розовая, почти прозрачная блузка скрывала кружевной розовый бюстгальтер. Нет, не скрывала.
–Разве можно так ходить на работу в УВД?
–Мне бы в следователи, – Алина кокетливо подмигнула, – расколола бы всех преступников!
–Гулин у себя?
–Залетай, давненько он ни на кого не отрывался.
Дмитрий помялся под дверью заместителя начальника УВД, распахнул её и сказал:
–Разрешите?
–Заходи. На вокзале сегодня был?
–Так точно. Разрешите доложить?
–Только по существу, без лишней демагогии.
Пересказ дневных приключений Овсова занял гораздо меньше времени, чем доклад в прокуратуре. Не только потому, что ехидство Феликса не сбивало с ритма, но и потому, что Овсов уделил внимание только сухим фактам и их трактовке. За время разговора лицо Валентина Петровича пережило несколько кардинальных перемен. Изначально спокойно-равнодушное, оно приняло язвительное выражение во время опроса проводницы третьего вагона и Маши-волейболистки, и, наконец, ударилось нижней челюстью о край стола, когда Овсов объяснил, что убийцы поменялись с ребятами купе для того, чтобы застрелить их ночью и перенести трупы обратно в третий вагон. Дмитрий торопливо, но наслаждаясь созданным эффектом, пересказал гостиничную часть действий четвёрки, а именно, убийство пьяных молодых парней. При этих словах лицо Гулина разгладилось, прояснилось, и он стал слушать очень внимательно. Задал несколько уточняющих вопросов, проявив глубокое понимание ситуации. Никаких сомнений в том, что заместитель начальника УВД убеждён в виновности художников-абстракционистов, не оставалось. В этот момент Овсов, как никогда, почувствовал родство их оперативных душ, можно сказать, на генном уровне.
Тем большим холодом повеяло от слов Валентина Петровича, который дослушав старшего оперуполномоченного до конца, посидел пару минут молча, встал, прошёлся по кабинету, остановился у окна, что-то рассматривая на улице и, не поворачиваясь, произнёс:
–Дмитрий, ты молодец. Действительно, молодец. Но, мало того, что ты опоздал на сутки с объявлением имён и фамилий убийц, мы эти имена не знаем, и ещё неизвестно, когда узнаем. Да, скорее всего это и есть наши главные клиенты. Но при этом у нас нет мотива, орудий убийств, отпечатков пальцев, нет самих художников. Есть только твоя хитроумная версия, половина которой может оказаться простым совпадением. Есть куча косвенных улик, указывающая на определённые обстоятельства. Но стоит одной, двум уликам выпасть, как разрушится вся версия. И надо будет придумывать новое толкование тому или иному факту. И всё это будет выглядеть надуманным и корявым. Даже поймай мы эту четвёрку сегодня-завтра, что мы можем им серьёзного предъявить? Абсолютно ничего. Ни-че-го! И самое главное – в суде на нас будут смотреть как на последних идиотов. И будут правы, – Гулин развернулся и сел на своё место, – Алялин по-прежнему остаётся главным обвиняемым, а вот железнодорожная милиция пусть ищет эту четвёрку. Найдут, значит, молодцы, не найдут – это их проблемы. У нас убийца есть, мы своё дело сделали.
–А если это не он убийца?
–Если, если… Овсов, занимайся текущими делами, появятся новые факты, сразу докладывай. Будем думать.
–Разрешите идти?
–Иди.
Овсов вышел из кабинета, закрыл за собой дверь и подошёл к Алине:
–Что там с окончанием трудового дня? Подвезти тебя домой?
–Через пять минут закончится, – пальцы девушки метались по компьютерной клавиатуре, – Присядь, подожди меня.
Дмитрию не хотелось торчать под носом у начальства, но и подниматься всего на пару минут в свой кабинет тоже было лень. Овсов подумал несколько секунд и принял компромиссное решение: он взял стул и сел в углу приёмной, лицом к чайному столику, спиной ко всему остальному УВД. Взглянув на его затылок, Алина усмехнулась, но ничего не сказала. Дмитрий почувствовал её взгляд, но тоже ничего не сказал.
–К Валентину Петровичу можно?
–Проходите.
Знакомый Овсову голос переместился в кабинет Гулина, неплотно прикрыв за собой дверь, и стал звучать глуше, но вполне явственно. Стучать пришёл! Верить в это было невозможно. Такому человеку, как Юрик, легче было отрезать себе язык, чем изменить жизненным принципам. В ушах Овсова зазвенело от напряжения.
–Валентин Петрович, что Вам привезти и когда?
–А что у тебя есть?
–Очень хороший самогон. Чистый, как слеза, пятьдесят градусов. И пиво, какое хотите.
–Дай-ка я подумаю: собираю я всех через два дня, народу набежит… раз, два, три… двадцать, не меньше.
–Что отмечаете?
–Дачу я достроил. Хоть и живу в ней уже два года, но финансы только сейчас позволили довести всё до ума. Новоселье получается. Не сбивай меня. Двадцать солидных мужчин под шашлычок могут употребить изрядное количество спиртного. Поэтому я возьму ящика два хорошего коньяка, а ты вези самогона литров пятнадцать. Думаю, на один вечер хватит.
