“Спасибо”, – ответило ей сердце.
Почему так горячо под сердцем? И даже падающий снег не остужает огонь внутри неё! Что он хочет от неё, этот человек, этот красивый мужчина? Ей ничего не надо. Ни боли, ни огорчений. Всего и так достаточно. Пусть уходит.
Она присела на корточки, зачерпнув ладонью снег. Белый шарик плюхнулся у его ног. Второй разбился о его ладонь. Увернувшись от третьего, он не удержался и свалился в сугроб. Смешно выглядела задравшаяся брючина над лакированным ботинком и засыпанное снегом стильное пальто. Они смеялись как дети, забыв, что печальны. Быть может, печаль это тоже счастье?
Он вдруг прижал её к дереву, спугнув дремавших синиц. Её ресницы побелели, осыпанные снежной пудрой.
– Ты, скорее всего, не оценишь того, что я скажу. Но я должен сказать. Я так решил.
Он осторожно приподнял её подбородок, подарив чувствительным своим пальцам долгожданную и такую родную гладь.
– Ты всё же должна знать. Я влюблен в тебя.
Боясь и не требуя ответа, он опустился на колени прямо в снег и уткнулся в подол её пальтишка. Оксана не верила в реальность происходящего. Не сон ли это? Вся вселенная у её ног! Но девушка даже не коснулась его дышащих зимним воздухом волос. Несколько жестоких секунд прошло.
И он многое понял. По-своему. Что ж, он пойдёт до рокового конца.
– Скажи мне прямо, – голос ровный и серьёзный, – могу ли я рассчитывать на чувства с твоей стороны? Не бойся сказать нет. Не оставляй мне надежды. Пожалуйста!
– Давай расстанемся, – собственный голос Оксану напугал, – расстанемся на время. Может быть, потом я смогу ответить на твой вопрос. Я не могу быть с тобой. Ты многого не знаешь.
“И никогда не смогу, потому что я калека и потому что недостойна тебя. А ещё потому, что мне страшно в этом признаться, увидеть разочарование и отвращение в твоих глазах. От этого я так устала!”
“Получи, – сказал он себе, – ты этого хотел. Зачем сорвался с места, зачем её разыскал? Всё ведь было ясно: ты не нужен ей”.
Но почему тогда его всё время преследовал её взгляд, как наваждение. Этот взгляд не был равнодушным. Ошибиться невозможно. И сейчас перед ним всё тот же взгляд.
– Я не верю, – он говорил спокойно и твёрдо, – ты тоже мной увлечена. Я это чувствую.
Она качала головой.
– Ты почему-то обманываешь, Оксана, почему-то не доверяешь мне. Тогда скажи, что не любишь меня. Скажи чётко и ясно.
Ещё мгновенье и она сдастся. И тогда всё пропало! Сердце упрямилось, даря великую боль. Если сейчас она не выдержит, её счастье продлится недолго, а потом превратится в жгучую и унижающую боль. И не останется ничего. А если продержится, у неё будет очень много: много воспоминаний, красивых и печальных, о которых она даже не смела мечтать. Есть еще одна возможность – признаться здесь и сейчас, и пусть Вадим сам решит. И она представила себе его разочарованный взгляд, мучительный поиск слов для выхода из ситуации, жалкое нежелание выглядеть негуманно. Нет, она не решится.
– Прости, – сердце рвалось как птица из клетки, а голос был холодным как лёд, – Я …тебя… не люблю.
Холод между ними стал очень долгим.
– Что ж, прости и ты, я не хотел тебя тревожить.
Он стряхнул снег с пальто, застегнул пуговицы.
– Прощай…
Глава 12
Странная… Какая странная эта девочка. Словно пришедшая из другого мира. Невероятно её отношение к предмету сценического мастерства! Она так искренне воспринимает свои роли, будто всё происходящее на сцене – её собственная жизнь! Похвальны ее увлечение сценой и желание учиться. Однако роли ей дают несущественные, мелкие, а к концу курса это становится просто нарочитым. Натан Ионович уже не однажды пожалел, что девочка попала к другому педагогу, давно наблюдая явную нелюбовь последнего к ней. Вероятно, дело в хромоте девочки. Какой несущественный недостаток на фоне несомненного таланта!
Любительница бурной жизни, модной сигареты, перезрелая Жанна Сергеевна нашла немало подруг среди студенток. Она просто обожала интимные разговоры после занятий под возбуждающий дымок, и раскованные в этом плане студентки весьма импонировали ей. Казалось, наибольшую радость в её работе приносят беседы с молоденькими собеседницами. Даже в деканате никого ближе у Жанны Сергеевны не нажилось. Лишь “белая ворона” Оксана, сама не желая того, тяготила её уже своим присутствием, порой даже конфузя чрезмерной наивностью и скромностью. Перед этой студенткой Жанна не может поднести сигарету к губам, присесть на угол стола, оголив ноги, небрежно прикрытые краем длинного красного шарфа. Да, есть такие никчемные, странные, обделённые природой дети, о которых вспоминаешь лишь с их появлением некстати.
Перед самой сессией Жанна свалилась с сильнейшей ангиной, и Натан Ионович в два счёта изменил её планы. Наверняка, роль Катерины в отчётном спектакле Жанна припрятала для своей любимицы. Но это не важно, пока её замещает он, маленький старый еврей (как его звали за глаза беззлобно студентки).
В следующие несколько дней Оксана увлечённо отдавалась новому образу, читала перед зеркалом знаменитый монолог и знала каждую паузу, каждый восклицательный знак в тексте задолго до выступления.
– Как бы тебе сказать, девочка… В твоей головке столько наивности, что хочется со всей строгостью спросить: и впрямь, отчего ты, Катерина-Оксана, не летаешь? Кажется, взмахнёшь руками и оторвёшься от земли!
Со смешной единственной кудряшкой на высоком лысом лбу Натан Ионович походил на персонажа из мультика.
Первый прогон прошёл с небывалым вдохновением и предвкушением нового и грандиозного. Оптимизм и остроумие этого приятного человека поднимали настроение даже в самый неудачный и скверный день. Сценический вечер закончился на весёлой, звенящей от возбуждения ноте. Давно уже у Ксюши не было такого душевного подъёма. Хотелось улыбаться и петь. Хотелось жить. Она вспомнила Вадима. Приятное тепло разлилось внутри её тела. В голове зароились слова. Когда Оксане хотелось говорить, делиться своими чувствами, тогда начинали рождаться стихи: чувства, облачённые в кристальную форму рифм. Девушка спустилась в холл, вошла в кафе и присела за столик. После растраченной энергии хотелось пить, и она попросила чая. В кафе больше посетителей не было, до закрытия оставалось немного времени. Оксана положила перед собой записную книжку и мечтательно замерла…
Каждая новая строчка после недолгой отшлифовки ложилась на бумагу.
– Можно? – вежливо прозвучало над ухом.
– Да, конечно, Натан Ионович, присаживайтесь, пожалуйста.
– Не люблю ужинать в одиночестве. Поэтому не ужинаю дома. Однако вижу, что вам помешал.
– Нет, что вы!
– А что это? Меня просто одолевает любопытство. Вы сами это написали? Я сужу по многочисленным исправлениям.
– Это так… Ничего особенного… Мои фантазии.
