– Почему сейчас? Мы же договорились подождать моего отпуска.
– Я не могу ждать. Я соскучилась. Пожалуйста, Маратик.
– Странно, то рвалась от матери, свободы хотела, то теперь тебя не удержишь пару дней.
– Я по маме соскучилась, а мама – по мне. Тем более ты не очень любишь туда наведываться. Я поеду.
Она продолжала укладывать вещи.
– Ну, я не знаю. Как ты поедешь с ребёнком?
– Я справлюсь, Маратик, не волнуйся. И я ненадолго.
Мать несколько секунд держала её в дверях, наконец, взяла внучку на руки.
– Я знала, что ты не выдержишь, – холодно проронила она, – но зачем Софочку такую даль повезла?
– Мама, где она? – прошептала Белла.
– Угомонись и не вздумай ей голову морочить. Девочка только начала привыкать. Сейчас она спит. Белла смогла немного избавиться от напряжения, распустила концы шарфика.
– Как её зовут?
Мать словно не слыхала её вопроса, раздевая внучку и забавляя её.
– Мама… – Белла поджала губы.
– В приюте её назвали Оксаной…
Молодая женщина мученически подбирала слова, которые помогли бы наладить разговор с матерью, но шли минуты, а она молчала. Софочка сползла с бабушкиных коленей и отправилась путешествовать по комнате. Женщины продолжали молчать, не решаясь даже взглянуть друг на друга. Наконец, Руфина не выдержала…
– Почему ты ничего не сказала раньше? Зачем молчала? Как могла ты поставить свой страх перед позором выше жизни родного ребёнка? Я не пустила бы тебя сюда, если бы не Софья. Поэтому ты и взяла её с собой, а не оставила с Ирмой?
Тихие детские голоса донеслись до них из другой комнаты. Обе женщины метнулись туда и остановились на пороге. И на смертном одре каждая из них вспомнит эти минуты.
Очень маленькое, совсем не больше Софочки, бледное создание во все удивлённые голубые глаза рассматривало черноволосую незнакомку, прильнувшую к её кроватке. Это было совершенно очаровательное, ангельское существо с дрожащими на ресницах влажными бусинками, не успевшими превратиться в слёзы. Белокурая девочка молча взглянула на вошедших и снова обратила свой взор на Софочку. Малыши с долгим интересом рассматривали друг друга. Потом Софочка нагнулась за куклой, лежащей на полу, но не взяла её себе, а протянула новой знакомой. Это была небывалая щедрость для полуторагодовалого ребёнка. Оксана улыбнулась в ответ и даже от радости вздрогнула, как вздрагивают пушистые щенки, обнаружив солнечного зайчика. Потом белокурый ребёнок потянулся в сторону Руфины и дважды изрёк слово “мама”. Белла почувствовала, как покрывается мурашками от звука детского голоса.
Руфина облачила девочку в платьице, причём та нетерпеливо продолжала проситься из кроватки, и посадила её на пол рядом с Софочкой. Не поставила на ножки, а именно посадила. Тревога подступила к сердцу Беллы. Трёхлетняя девочка неуверенно на коленях подползла к коробке с игрушками и подтащила её к сестрёнке, которая с любопытством наблюдала за ней с высоты своего мастерства стоять на собственных ножках.
– А я не умею ходить, – с милой откровенностью призналась Оксана, будто Софочка могла её понять, и Белла ощутила, как невидимые тиски сжимают ей горло. Софочка плюхнулась рядом с сестрёнкой и манящим ящиком, и трогательное дружелюбие, и щедрость, на какие только способны дети, воцарилась в их крохотной компании.
– Белла… – мать сжала локоть дочери, готовой сделать шаг в сторону детей.
– Белла, я никогда ни о чём не просила тебя. Но сейчас прошу, уезжай. Ради Софьи и Оксаны. Очень прошу, уезжай! Возвращайся к мужу. Я буду брать к себе Софью, как только она немного подрастёт. Пусть летом дышит чистым воздухом. Я очень люблю её – мою внучку. А ты завтра же уезжай. Надеюсь, ты поймёшь меня. Слышишь, дочка?
Глаза матери казались просящими, голос был ласков, губы вздрагивали. Напряжение Беллы растаяло, сердце затопила волна нежности. Долго мучавшая её вина пролилась слезами раскаяния на плечо матери. Руфина обняла дочь, вдыхая не упущенный памятью сквозь время и расстояние запах родных волос.
– Ничего уже не изменить, Белла. По документам Оксана моя дочь. И я любила её уже тогда, когда держала в руках твоё письмо. Возвращайся к мужу, а правду забудь навсегда. Ведь если обман раскроется, Марат тебя не простит. А ты должна думать о Софье. Так будет всем хорошо. Поверь мне и моим годам.
Молодая женщина подняла на мать заплаканные глаза. Она отчётливо теперь поняла, как нужна была ей все эти годы нежность матери. Пусть даже нежность жестокая.
– Мама, что с ней? Она…больна?
***
“Здравствуй, Соня! Пишет тебе твоя сестра Оксана. Почему ты больше не приезжаешь летом? Почему не отвечаешь на письма? Как ты закончила год? Я – почти отличница. У меня только две четвёрки. Ещё я ходила в драмкружок. Сначала меня брать не хотели, предлагали заниматься лепкой или выжиганием, но за меня попросила мама. Правда, мне давали самые маленькие и скучные роли, где не надо было двигаться и много говорить, но все главные роли я знала наизусть. С тобой играть в театр было интересней. И вообще, ты моя самая лучшая подруга. Помнишь платья для принцесс, которые шила моя мама? Они все целы, только стали малы. Я в них такая смешная! Но если ты приедешь, мама сошьёт новые. Короны не сохранились, потому что попали под дождь. Соня, приезжай, пожалуйста. Я тебя очень, очень, очень жду!”
Девочка задумчиво потеребила уголок письмеца, покусала кончик авторучки. Что ещё написать такого, чтобы Соня поняла, как ей будет здесь весело? Маленькое сердце чувствовало, что причина разлуки кроется в отношениях мамы и тёти Беллы. Что-то в них было не совсем хорошо. Тётя Белла нравилась Оксане. Каждый раз она дарила ей игрушки, а иногда покупала красивые платья, как у Сони. У мамы на такие наряды денег не хватало. Теперь они все малы. Как жаль.
Оксана недоумевала, почему мама всегда радуется Соне, но не радуется тёте Белле, строго разговаривает и не улыбается ей. Как-то она даже накричала на тётю, и во дворе было слышно, как мама рассерженно повторяла: “прекрати пить, прекрати пить”. И ещё пугала тётю Беллу тем, что дядя Марат её когда-нибудь прогонит. Может быть мама шутила? Тётя Белла ведь не собачка.
Наверное, тётя обиделась, потому что они с Соней приезжать перестали. Мама говорила, что у них просто нет такой возможности. Но Оксана всё равно продолжала надеяться и ждать до последнего дня летних каникул.
Девочка свернула листок, так и не придумав ничего нового и удивительного для Сони, потому что здесь было скучно и всё по-старому. Конвертик положила в сумку к маме так, чтобы уголок торчал на виду, и мама не забыла письмо отправить. На душе девочки стало легко и весело, и она готова была ждать еще, сколько нужно, несмотря на то, что один летний месяц уже подошёл к завершению.
А Руфина с жалостью в сердце терпеливо ждала, когда погаснет детская надежда, потому что письмо никогда не отправится к адресату, а будет аккуратно спрятано под ключ.
