– Ты прав, Гельмут, это наверняка ищут ее.
– Зигфрид, ты понимаешь, что если ее поймают на границе, то нам троим крышка. Я не знаю, что тебя связывает с ней, но ты сейчас ставишь нас всех под удар. Извини, но твои личные отношения с этой девушкой могут нас привести в концлагерь или к виселице. Ведь ей, в первую очередь, и нам, как пособникам, пришьют шпионаж. Я вижу, что ты от своего намерения переправить ее за границу не откажешься, тогда нужно думать, как подстраховаться наверняка. Ставить на карту свою жизнь и благополучие ради тебя я готов, но «гравер» не желает. Вместе с тем он отказать тебе не может.
– Гельмут, не продолжай, я все прекрасно понимаю, и ты напрасно думаешь, что из-за нее я тоже хочу попасть под следствие. Если бы у нас было время, то раньше выехали бы вы с «гравером», а затем уже она, тогда бы никто ничем не рисковал, оказавшись за пределами Германии.
– Что верно, то верно, – поддержал Гельмут, – но ситуация совсем другая.
– Гельмут, я пойду с ней. Я ее буду страховать. Свои дела я уже закончил, дом продан. Неделей раньше, неделей позже, какая разница? Подожди, я сейчас.
Сказав это, Зигфрид отправился к своему тайнику и, достав свой настоящий паспорт, вернулся на кухню.
– Дружище, спать тебе сегодня, видимо, не придется.
Возмущения от Гельмута не последовало.
– Вот возьми, вернись к «граверу», пусть и мне поставит все необходимые штампы на выезд во Францию.
Допив кофе, Гельмут спрятал в карман паспорт Зигфрида, встал и молча направился к двери. Надевая пальто, он, не глядя на друга, сказал:
– Зигфрид, это единственно правильное решение. Хорошо, что ты принял его сам, ведь я тебе еще одно не сказал. Хотя «гравер» и приступил к работе, но он просил передать тебе, что, если ты его не убедишь в стопроцентно удачном исходе операции, он документы не отдаст. Думаю, это его убедит. Ну, все, я пошел, времени в обрез. Вы с девушкой собирайтесь и ждите меня около девяти утра.
– Гельмут, передай «граверу», что я гарантирую пересечение границы. Пусть не волнуется. Ровно в 8.00 я, как обычно, открою мастерскую, так что зайдешь через парадную дверь.
После ухода Гельмута Зигфрид зашел в комнату, где была Моника, но, увидев, что она спит, не стал ее будить, а, тихонечко закрыв дверь, пошел собираться.
Через два часа все было готово. Деньги и документы спрятаны в потайные карманы и под подкладку зимнего пальто. Оба револьвера проверены и заряжены, ненужные документы сожжены. Только после этого Зигфрид пошел спать, предварительно, прежде чем лечь в кровать, завел будильник на шесть часов утра.
Казалось, спал минут пять, а вот он – настойчивый протяжный звон, противный и раздражительный. Специально поставил будильник так, чтобы не дотянуться рукой. Что-что, а поспать Зигфрид любил.
Моника проснулась раньше Зигфрида и теперь просто лежала, не решаясь встать и ходить по дому. Обрадовалась, когда, предварительно постучав, вошел часовщик.
За завтраком Зигфрид вкратце ввел Монику в курс дел по оформлению документов, разумно решив ничего не говорить об опасениях Гельмута и «гравера».
Когда же Моника узнала, что вместе с ней едет Зигфрид, то вообще обрадовалась и успокоилась. Обоими овладело волнующее ожидание.
– Пока есть время, прихорашивайся, надевай парик, да смотри, прикрепи покрепче, особенно обрати внимание, чтобы не выглядывали твои белые волосы. Пальто давай сюда. Вытащи все из карманов. Его надо сжечь, мало ли…
– А в чем же я поеду?
– Не волнуйся.
Через пять минут в огромной кафельной печи ярко полыхало пальто, причем не все сразу, а кусками, на которые его разрезала Моника.
В 8.30 в мастерскую зашел Гельмут, демонстративно держа в руке не завернутые в бумагу или спрятанные в коробку настенные часы с маятником.
«Молодец, – подумал Зигфрид, – теперь все в порядке, если даже кто-то видел его, то, естественно, его приход в мастерскую не вызовет подозрений».
– Привет, вот, возьми, почини.
И оглянувшись на входную дверь, быстро вытащил из кармана конверт из плотной бумаги и положил его на прилавок.
Мгновенье, и пакет был спрятан.
Увидев, что к двери мастерской подошли мужчина и женщина, видимо, супружеская пара, Зигфрид, дав знак Гельмуту, стал снимать заднюю крышку часов.
Когда посетители вошли в мастерскую, Гельмут, не повернувшись к вошедшей супружеской паре, сказал:
– Останавливаются ни с того ни с сего. Кукушка кукует не то количество раз, которое нужно.
– Посмотрим, посмотрим, – среагировал Зигфрид, и, поздоровавшись с вошедшими, добавил: – Наверняка пружина рычага слетела с серьги. Сейчас починю, минут на десять работы.
Сказав это, Зигфрид осторожно отодвинул часы в сторону, и, обратившись к вошедшим, спросил, чем он может помочь. Приняв в ремонт наручные женские часы, пообещал отремонтировать их в течение двух дней.
Как только посетители вышли, Зигфрид, чтобы успокоить Гельмута, сообщил, что он эту парочку знает – живут на соседней улице. Так что можно не волноваться, это не «хвост».
– Все сделано, Зигфрид. Документы в порядке. Есть информация от друга «гравера» – на границе усилен контроль, ищут двух мужчин-евреев, которые якобы убили полицейского, когда тот пытался их арестовать. Так что можешь быть спокойным.
Пока Гельмут сообщал Зигфриду последние новости, часовщик привинчивал обратно заднюю крышку часов.
– Когда думаете уезжать? – спросил напоследок Гельмут.
– Сегодня в течение дня.
Попрощались, пожав друг другу руки. Пожали с чувством, искренне, понимая, что прощаются, скорее всего, навсегда.
Как только закрылась дверь за уносившим обратно свои часы Гельмутом, часовщик быстро прошел следом, закрыл входную дверь и, повесив табличку «Закрыто», вернулся к своему рабочему столу. Быстро, с азартом, в течение десяти минут сданные в ремонт часы были отремонтированы, благо, поломка была несложной. Не закрывая ставен, оставив все, как есть, часовщик пошел к Монике.
– Документы готовы. Ну-ка, давай посмотрим.
Разорвав конверт, Зигфрид вытащил три паспорта: один – свой настоящий и два паспорта для Моники. Один как гражданки США и один такой же, как и его – немецкий. На немецком паспорте – фотография Моники с длинными, до плеч, черными волосами.
– Все, иди на кухню и тихонько готовь обед, нам перед дорогой нужно хорошо подкрепиться. В левом ящике два термоса. Залей в один кофе, в другой чай и сделай дюжину бутербродов в дорогу. В мастерскую не входи и не шуми, а я через час-полтора вернусь. Сегодня уходим.
Зигфрид зашел к другу в багажную контору на железнодорожном вокзале. Пока болтали ни о чем конкретном, изучил висящее на стене расписание поездов, определился с направлением и маршрутом. Прикинул время в пути. Попрощавшись с конторщиком, зашел к врачу, пожаловался на здоровье, тем самым мотивировав закрытие на пару дней мастерской. Как обычно, повесил объявление о ремонте часов. А вот дальше пришлось идти восемь кварталов, подальше от своего дома, в магазин одежды.
