Поднявшись на ноги и приложив платок к несуществующей ране, Зигфрид увидел офицера, что-то объяснявшего спешно подбежавшему к нему старшему кондуктору поезда. В пяти-шести метрах от них стояли небольшой группой полицейские и агенты в штатском.
Через минуту главный кондуктор дал сигнал на отправление поезда. Последнее, что увидел старый разведчик, так это входящую в лес поисковую цепь полицейских и агентов в штатском. У всех в руках блестело вороненой сталью оружие.
«Все ясно», – подумал Зигфрид, сейчас на ближайшей станции, где есть телефон, поезд будет остановлен, кондуктор позвонит в полицию или погранотряд, и в помощь будут посланы дополнительные подразделения.
А это удачно я ему закинул, что выскочили они до остановки поезда, ведь в момент экстренного торможения вряд ли кто смотрел в окно, а до леса всего-то метров пять, так что неудивительно, что «выскочивших» никто не видел, да они, по-моему, никого больше и не опрашивали. А ведь наверняка кроме Моники ищут еще и тех двух евреев, о которых поведал информатор «гравера». Ох, что сейчас может быть для них азартнее, чем ловить в лесу двух евреев, убивших полицейского. Моника автоматически ушла на второй план. Ладно, через час стемнеет, так что у вас еще весь зимний вечер и ночь впереди. Натешитесь. Благо, снег растаял, следов практически никаких. Ну да фюрер вам в помощь.
Никто не спросил у Зигфрида ни фамилию, ни из какого он вагона и куда едет. Суматоха, паника, неразбериха, азарт погони. Все, теперь быстрее к себе в купе. По дороге зашел в туалетную комнату, смыл кровь со лба и руки, выбросил окровавленный платок. Дошел до своего вагона и, не задерживаясь, быстро к девушке.
На Монику было жалко смотреть. Девушка, увидев Зигфрида, чуть было не разрыдалась. Видимо, была на грани истерики.
– Думала, что убежал, да?
– Нет, боялась, что арестовали.
Когда Зигфрид сел на сидение напротив, то увидел, что девушка прячет за пояс юбки револьвер, который перед этим держала в руке, спрятанной за спину.
Пока девушка перевязывала разорванным носовым платком все еще кровоточащий палец, старик вкратце рассказал события последних десяти минут.
– Обстановка изменилась, границу наверняка на этом участке закроют или усилят контроль. Соваться на погранпост опасно, у них есть твое фото. Нам повезло, что я вычислил это сейчас. На контрольном пограничном пункте нас бы сразу наверняка арестовали, а так есть еще шанс проскочить границу. Если я не ошибаюсь, то… Ладно, что гадать, сейчас все узнаю.
Вернулся старик спустя минут пять.
– Через минут десять будет последняя станция перед пограничным контролем, – снимая с вешалки пальто, сообщил Зигфрид.
– Одевайся. Будем выходить здесь. Рисковать нельзя. Проводник сообщил, что стоянка будет сокращена из-за непредвиденной остановки поезда в лесу.
Помогая девушке надеть шубу, с сожалением в голосе добавил:
– Есть раненые. Их снимут с поезда для оказания медицинской помощи.
Сделав паузу, добавил:
– У меня не было другого выхода. Жаль, что пострадали люди. Ну да что теперь, хорошо – хоть никто не погиб.
Пока девушка застегивала пуговицы и собирала саквояж, Зигфрид, предварительно выглянув в коридор, закрыл дверь и стал полушепотом инструктировать ее:
– Наш проводник не знает, что это якобы на меня напали в тамбуре вагона-ресторана, поэтому ничего заподозрить не должен. Ты в коридор не выходила. Проводник тебя не видел после того, как поезд остановился в лесу. Поэтому я, когда услышал от него, что будут снимать с поезда пассажиров, получивших травмы, сделал вид, что обрадовался этому, потому как у моей внучки, то есть у тебя, видимо, сломана рука, и ты мучаешься от нестерпимой боли. Конечно, он знает, что мы по билетам следуем до Марселя. Пришлось, конечно, посетовать на то, что задержимся в пути, но мол, сломанная рука важнее. Поэтому вот тебе мой шарф, делаем подвязку левой руки, ну, а ты не забывай морщиться от боли и постанывать, только не перестарайся.
Когда левая рука была зафиксирована шарфом, Моника тут же начала морщиться и гримасничать, глядя на себя в зеркало.
Небольшой, тысяч на десять, городок Ландау был последним перед остановкой на пограничном пункте Висамбур.
В Ландау было две поликлиники и один небольшой госпиталь, где могли качественно оказать медицинскую помощь пострадавшим. Висамбур такими возможностями не располагал. Висамбур – небольшая пограничная деревня с внушительным гарнизоном, затеряться в котором для беглецов было практически невозможно, да и свобода передвижения в непосредственной близости от границы была наверняка ограничена различного рода постами полиции и пограничников.
Во время короткой остановки с поезда сошло около дюжины пассажиров. Одного мужчину унесли на носилках, видимо, была сломана нога. Из-за спешки не был соблюден ритуал обычного немецкого бюрократизма и педантичности.
Никто персонального учета сошедших пассажиров не вел, что было на руку Зигфриду и Монике. На перроне была суматоха и беготня. Кроме пассажиров, которым нужно было оказать медицинскую помощь, из поезда, особенно, из вагонов второго класса, сошло около сорока человек, которые ехали только до этой станции.
Спустившись на перрон, Зигфрид и Моника прошли вместе со всеми до здания вокзала и, как только оказались внутри, Зигфрид тихонько шепнул девушке: «Незаметно сними шарф и опусти руку», – что и было сделано.
Перед тем, как выйти на площадь перед вокзалом, Зигфрид увидел, как из комнаты, в которой размещался полицейский участок, выскочил главный кондуктор поезда. Все, уже доложил, кому следует о происшествии, ну и, конечно, о беглецах.
На вокзале лишний раз мелькать не следовало, поэтому, перейдя площадь, «дед с внучкой» целеустремленно направились подальше от того места, где находиться в нерешительности было опасно.
Когда они прошли три квартала, мимо них на большой скорости промчались два грузовика с солдатами.
Оперативно действуют. Молодцы, только это все впустую. Зимнее солнце ушло за горизонт, пока вы домчитесь до того места, где был остановлен поезд, будет уже темно. Да и искать некого, только бы не понял все это тот офицер, который возглавил преследование несуществующих беглецов.
Если он не разобрался, что я их просто наколол, то у нас есть время до утра, если вычислил и понял, что произошло на самом деле, то у нас есть часа полтора-два в запасе, ну, может быть, от силы три. Пока вернутся сюда, пока выяснят, что я сошел в Ландау, а не нахожусь на пограничном пункте, уйдет время. За эти два часа, максимум, мы должны, желательно незаметно, покинуть этот городок.
По прямой линии до границы с Францией здесь около пяти-шести километров. Расстояние небольшое, но, учитывая то, что после растаявшего снега ног не вытащишь, топая по мокрой земле, пеший переход – это проблема. Во-первых, у меня возраст, а Моника хоть и молодая, но все-таки женщина. Во-вторых, темнота и незнакомая местность. Известно только общее направление движения. В-третьих, нельзя сбрасывать со счетов, что Ландау, хотя и не на самой границе, все же считается зоной усиленного патрулирования и контроля. Один неверный шаг или действия, вызвавшие у кого-либо, включая местных жителей, подозрения, и о нас моментально доложат в полицию. Даже то, что мы сейчас начнем бродить по городу, может вызвать подозрения.
