Выехавший следователь с агентами обнаружили на окраине Ландау вблизи усадьбы Р. Шнитке следы от обуви, которые принадлежали мужчине, и женщине… Дальше шла информация, которую Отто уже знал от заместителя начальника полиции Берлина.
Последнее предложение Отто прочитал внимательно: «Учитывая, что разыскиваемые покинули территорию Германии, в 03.00 план «Невод» отменен».
«Резюме: кретины, и в первую очередь – я. Нужно было, не мудрствуя, хлопнуть их лично в лесном домике, а потом прислать «гробовщика», так нет… дурак, теперь хлопот столько, что не знаешь, за что ухватиться в первую очередь».
Вызвав на встречу старшего группы, прибывшей из Брауншвейга, Отто забрал саквояжи Моники и старика, поехал на конспиративную квартиру, где несколько суток назад находился Клаус.
Внимательно пересмотрев содержимое двух саквояжей, ни к какому выводу не пришел, за исключением того, что одни вещи наверняка принадлежали женщине, а другие мужчине. Обычные вещи обычных людей, никакой зацепки.
Снимать отпечатки – дело очень хлопотное. Своих специалистов нет и доступа к картотеке полиции тоже нет, не говоря уже об архивах гестапо, разведки и СС.
Черт, а ведь упущение. Нужно будет этот вопрос продумать и дать предложение шефу.
Пока не до этого. Условный стук в дверь оторвал Отто от размышлений. Открыв дверь, Отто дал возможность быстро пройти в дом старшему группы наружного наблюдения.
– Здравствуй, Генрих, – назвал по имени входящего Отто и подал руку. – Вижу, устал и вымотался. Извини, но много работы…
– Ничего, мне не привыкать, бывало и сложнее, так что выдержим.
– Для начала расскажи, но только кратко и главное, что вам удалось раскопать. Нет, подожди минуту.
Отто вышел в соседнюю с гостиной кухню. Вернулся с подносом, на котором стояла чашка кофе, нарезанный ломтиками лимон, бутылка коньяка и две рюмки.
Рассказ Генриха практически содержал в себе все, что уже знал из кратких докладов Отто.
– Подробно не уточняли, как и что она делала, потому как цель была ее поймать. Гнали по следу. В Брауншвейге ее видели в день приезда в районе кирхи, что недалеко от железнодорожного вокзала, дальше след мы потеряли. Видимо, где-то в этом районе она «легла на дно». В гостиницах ее не было, мы обшарили все, что можно было. Промотавшись почти сутки по городу, опять опросил кассиров билетных касс, и тут мне сообщила одна из них, что видела несколько часов назад похожую женщину, но в другой одежде и с черными волосами. Кроме того, она сообщила, что ее запомнила, потому что та была немного напряжена. Стояла в небольшой очереди, постоянно оглядывалась на кого-то, стоящего в очереди сзади нее. В то время в очереди было еще несколько женщин и двое мужчин. Один из них был местным жителем, и кассирша его часто видела раньше, но кто он, она не знала. Второй – аптекарь лет тридцати, местный, но он не…
– Все, Генрих, забудь об аптекаре, – перебил его Отто.
– Нет, подождите, еще не все. Главное то, что кассирша сообщила, что и девушка и «старик» взяли билеты на международный составной экспресс, состоящий из восьми разных по конечному пункту вагонов и следующий на юг Германии. Кассир запомнила этих двоих потому, что в основном все местные жители ездят в пригородных поездах. Если бы не это обстоятельство, то она, наверное, не обратила бы на них внимания. Мы уже хотели начать отрабатывать это направление, как поступила команда вернуться.
– Отлично поработали. Молодцы. За это я добавлю вам определенную сумму. Ты выпей еще коньяка и скушай лимон, а то вид у тебя здорово усталый.
Пока Генрих угощался, Отто закурил и подвел небольшой итог розыскных мероприятий, в уме, для себя, разумеется.
«Один из выводов – в Брауншвейге они прокололись, не нужно было светиться с билетами на экспресс, а отъехать от «лежбища» на пригородных поездах и в разных вагонах. По какой причине прокол? Торопились, боялись, что по следу Моники уже идут топтуны. Спешка спешкой, но жертвовать своей безопасностью – это уже прокол. Хотя не исключено, что им некогда было бегать по Германии, нужно было любой ценой, даже рискуя, побыстрее добраться до границы. Прокололись-то, прокололись, но мне это ничего не дало – нет результата, а свидетельства этому события в Ландау и результат – переход границы».
Увидев, что Генрих тоже потянулся за сигаретами, Отто сказал:
– Сейчас ты сам внимательно осмотришь два саквояжа, затем я кое-что расскажу про эту парочку, и ты выскажешь свои предположения по этому вопросу.
Детальный осмотр вещей «старика» и Моники занял минут пятнадцать.
«А ведь я их так внимательно не осматривал, – подумал о своей ошибке Отто, но тут же нашел себе оправдание, – я торопился и заглянул только вовнутрь каждого, чтобы убедиться, что там ничего не осталось. А вообще, это, конечно, промашка с моей стороны».
То, что это именно так, подтвердил своими действиями Генрих. Когда он стал осматривать саквояж, в который были сложены вещи «старика», то совершенно неожиданно для Отто за что-то дернул рукой внутри саквояжа и извлек плотную пластинку толстого картона, обтянутого кожей.
– Двойное дно, герр Отто. Небольшое дно, но достаточное, чтобы спрятать в нем приличную сумму денег в крупных купюрах, ценности либо документы, – сказал Генрих.
В его взгляде можно было прочитать вопрос: «Вы его заметили?».
– Молодец, Генрих, я его не заметил, потому что бегло (это он подчеркнул особенно) просмотрел только вещи.
Чтобы как-то смягчить пилюлю для своего шефа, Генрих продолжил осмотр и вслух добавил:
– Очень умело оборудован, двойное дно делал специалист, который имеет понятие об этом деле.
«Это только подтверждает, что «старик» и покойный Ганс одного поля ягоды», – снова про себя подумал Отто.
Когда осмотр был закончен, Генрих сел обратно в кресло и, глядя на Отто, сказал:
– Я готов выслушать Вас или, если будет угодно, вначале я доложу о результатах осмотра, тем более, что практически все сказал. Только несколько деталей. Саквояж девушки новый и модный. Такие саквояжи до провинции пока не дошли, и он, скорее всего, был куплен в Берлине, либо в другом крупном городе.
Отто был восхищен профессионализмом Генриха, но вслух этого высказывать не стал.
– Больше ничего не можешь добавить?
– Вещи девушки не ношены, некоторые не соответствуют размеру, а некоторые относятся к тому перечню, из которых состоит гардероб старушек, поэтому можно предположить, что вещи были куплены для того, чтобы хоть чем-то наполнить саквояж. В общем, почти ничего нет. Вещи «старика» – его «родные». В подробности вдаваться не буду. Есть помазок и другие принадлежности, но отсутствует бритва. Старик – человек наверняка педантичный, забыть он ее дома не мог, значит, извлек из саквояжа бритву преднамеренно. Для чего? Скорее всего, как оружие. Если бы для бритья, то забрал бы и помазок, который очень старый, значит, «старик» к нему, наверняка, привык. Да, кстати, основание помазка из слоновой кости, необычной формы, такие были в большой моде в Англии в начале века. Они изготовлялись в небольшом количестве, видимо, по поводу какого-то юбилея или памятной даты. Надпись золотом почти стерлась, но их просто так не делали. Это только моя догадка, но в ее подтверждение на помазке выгравировано изображение Биг-Бена, и год 1900, что видимо, означает – начало нового века. Больше ничего добавить не могу. На маршрут возможного передвижения объектов или их конечной цели ничто не указывает. Пожалуй, все.
