– Нет! – услышал я свой голос, но он быстро растворился в мощном колокольном звоне.
Сильный звук парализовал мою волю. Нож выпал из ослабевших рук. Не помня себя от страха, я бросился бежать. Моментально забылась боль в ноге, а мне вослед спешил еще один, еще более страшный звон, пугая и подгоняя одновременно.
Остановиться удалось лишь у спуска, ведущего вниз, к казарме. Я схватился за поручень и прижал руку к груди. Попытался передохнуть, пусть лишь перевести дух, но надолго задержаться не удалось.
Третий, последний и самый страшный удар достиг моего слуха. Это был конец. Перезвон не повторился. Язык колокола растерял энергию и успокаивался, мне же о покое нечего было и мечтать. Последний удар заставил меня пролететь оставшуюся сотню метров, ввалиться в свою комнатку и зарыться в кучу хлама, служившую постелью. Только тогда удалось немного успокоиться, пусть лишь попытаться себя в этом убедить.
Глава двадцатая
Иллюзия реальности
Несколько последующих дней я провел в горизонтальном положении на топчане в своем убежище. Зарылся в гору тряпья, укутался с головой. Желания подниматься не было, как не было и попыток заставить себя это сделать. Самочувствие не благоприятствовало физическим нагрузкам. Слабость, вызванная болезнью? Нет, не думаю, боли не было, во всяком случае, в плане телесного недуга. В целом же мое состояние более всего напоминало то, в котором я пребывал в самые первые дни после того, как пытаясь осмотреться, был буквально сметен со склона заунывным воем, что витал вокруг каменистого мыса и улетал далеко в открытое море. Точно как и тогда, телом овладела слабость, кружилась голова, а в сознание вселился страх, сковывающий, парализующий тело и волю.
Пару раз я порывался подняться, нет, не выйти наружу, это было бы слишком, но хоть просто размять ноги. Пытался заставить себя пройти вглубь комнаты и закрыть чем-нибудь окно. Конечно, за время, истекшее с момента недавнего инцидента ничего не изменилось. Не дошли у меня до окна руки, да и само оно не отремонтировалось. Надо было что-то менять, причем немедля, ведь судя по всему, погода за окном непрерывно менялась. Воздух, влетающий в помещение, красноречиво свидетельствовал о том, что она давно перестала быть сырой и относительно теплой, главенствующую в ней роль начал играть леденящий холод, правда, по-прежнему изобилующий сыростью.
– Мороз крепчает, если уж выбирать время для утепления жилища, то это именно оно, – громко стуча зубами, бормотал я. – Надо закрыть окно, надо зажечь огонь, надо согреться, а уже после не лишним будет организовать поход за топливом.
Конечно, надо было поднимать, но страх не отпускал. Добивала остатки настроения раненая нога. За истекшее время она сильно распухла, ее рваные края почернели, а из пореза ленивым ручьем сочилась мутная жижа с отвратительным запахом.
Я вспомнил об аптечке, нет, не о той, что прибыла со мной на плоту, там одни таблетки, да и те без опознавательных знаков, о другой, которую видел на одном из стеллажей, скорее всего, ее Даша оставила давно когда-то.
В темноте уставшего сознания вспыхнула и разгоралась блеклая искорка надежды. Зародилась вера в то, что боль пусть не отступит, так хоть немного утихнет, а ради этого стоило перебороть себя! Сильнейшее усилие и вот он результат – удалось встать. Получилось, но только после того, как я мысленно пообещал себе не смотреть в окно и не приближаться к двери. Подошел к стеллажам, действительно нашел аптечку, правда, медикаментов в ней оказалось совсем немного: несколько бинтов, шприц, две ампулы, плюс десяток упаковок каких-то мелких таблеток. Недолго думая, я уколол себя, впрыснул в ногу прозрачную жидкость, название которой показалось знакомым. Не могу сказать, помогло ли это, но боль немного притихла.
Чтобы хоть чем-то занять себя пока страх не смилостивится и не отступит, я принялся размышлять на тему, что произошло за последнее время, попытался найти свое место во всех этих невеселых событиях. Нет, основное я давно уяснил, похоже, главное действующее лицо все-таки я. Прав капитан… был, как бы ни хотелось в это верить, но только частично. Что бы он ни говорил, и что бы ни навязывала мне память под видом воспоминаний, все не так просто. Не мог я без железобетонного на то основания набрасываться на людей. Тут должна быть причина, думаю, не обошлось, опять-таки, без капитана, имел он какое-то на меня влияние. Ну, да это ладно…
Лишь когда за стенами моего убежища пошел снег и, судя по звукам, сорвался шквальный ветер, породивший настоящую метель, причем не только снаружи, но и внутри него, я заставил себя взяться за дело. Слишком уж большой сугроб насыпало под разбитым окном, того и гляди занесет всю мою комнатушку.
Пересилил себя. Встал, занялся ремонтом. Прежде всего, затолкал в разбитое окно значительную часть ткани, что осталась от плота, тем самым перекрыл доступ снегу. После переключился на отопление. Собрал последние дрова. Затолкал в топку обломки каких-то резных стульев, деревянных щитов оклеенных цветным шпоном, рам с остатками полотен. «Странно, но я как-то упустил тот момент, когда собирал столь оригинальное топливо. Помню, последними были доски. Старые доски, безо всякого декора. Ну и пусть…».
Набил полную топку, поджег, искренне радуясь веселым языкам пламени. Казалось, все хорошо, но вот странность – огонь горел ярко, его отблески весело прыгали по полу и стенам, пахло дымом, в воздух выстреливались ярке искры, но тепла не было. Будто и не огонь это вовсе, а лишь рисунок, его изображающий.
Возможно, дело в том, что дрова далеко не самые лучшие? Возможно, но ведь и это еще не все. Что особенно расстраивало, так это то, что снег, налетевший в комнату, быстро превратился в лужу, растаял, следовательно, огонь был настоящий, не грел он только меня. Но разве подобное бывает?
– Все просто – у меня жар! Да? Нет? Не знаю…
Тут почему-то вспомнились слова капитана о двигателях, которые не справляются с отоплением. «Но разве они имеют хоть какое-нибудь отношение к моей комнатушке? Да и говорил ли он вообще что-нибудь подобное? Опять-таки не знаю. Знаю одно – надо что-то предпринять и как можно быстрее. Надо попытаться согреться, а в идеале, найти способ уплыть подальше. Иначе я попросту замерзну».
– Вот хорошо им всем, они в холоде лежат, а им не холодно…
Вспомнился пуховик, старая подранная куртка, которую я нашел под стеллажом. Уверен, в другое время брезгливость бы не позволила натянуть на себя старое драное тряпье, но в тот миг привередничать не приходилось.
Отряхнул одежку, выпустив наружу множество резвых пушинок, надел. Попытался убедить себя в том, что стало теплее. Получилось? Не думаю. Еще усилие и чудом удалось заставить свой страх забиться в дальний уголок сознания. Вот это действительно победа! Не давая ему возможность поднять головы, я решительно шагнул к выходу, переступил через порог, остановился. Несколько минут посомневался, стоя в шаге от наружной двери, но вот решился. Шумно выдохнул, толкнул ручку, вышел за пределы гостеприимной казармы.