– Вот еще! – фыркнула Заира.
– Тогда давай с тобой уговоримся – и в плену себя не терять. Пусть, глядя на нас, и о тех женщинах, что на родине остались, судить станут.
– Как же я себя не буду терять, ежели ты мою одежду сожгла?
– Я тебе новый сарафан подарю. Мне Аваджи с базара три привез, а один поменьше других оказался. Как раз тебе впору.
Как ни мешал Анастасии живот, а Заиру она вымыла собственноручно. При этом приговаривала:
– Путь твоя прошлая жизнь уйдёт, как грязная вода! Пусть снизойдёт чистота не только на тело твоё, но и на душу!
Высушила волосы Заиры, расчесала, заплела в косу и украсила голубым атласным бантом.
Оглядела свою работу и удивленно вскрикнула:
– Да ты, оказывается, совсем молоденькая! Сколько же тебе лет?
– Скоро пятнадцать, – тихо сказала Заира, но тут же вспомнила свой привычный тон. – Совсем я на себя не похожа! И сарафан для меня слишком дорогой.
– Это ещё не всё. – Анастасия метнулась к своему туалетному столику и достала из коробочки бирюзовые бусы. – Вот теперь ты совсем красавица!
– Нам красавицами выглядеть нельзя, – мудро заметила девушка. Слишком много жадных глаз вокруг!
– Тогда давай так, – решила Анастасия. – Пока никто не видит, в юрте, ты будешь не закрываясь ходить, а для куреня я тебе покрывало дам. Закутывайся. Уж не обессудь, шелковое у меня одно, походишь в полотняном. А то тебя и вовсе с женой сотника путать станут… А сейчас пойди, Белу позови – вместе кадку вынесете. Я пока полежу, притомилась что-то…
Заира уложила её на лежанку и тревожно посмотрела на покрывавшие лоб Анастасии бисеринки пота.
– Как бы тебе раньше срока рожать не пришлось! – она пытливо заглянула подруге в глаза. – Зачем ты для меня это делаешь?
– Разве ты на моем месте не поступила бы так же?
– Не знаю, – задумчиво ответила Заира.
Глава семнадцатая
Тревожно было на душе у Прозоры. Она понимала, что князь Всеволод приехал к ней, как к гадалке, не потому, что не знал, как жить дальше, а потому, что надеялся на её знания, которые помогли бы ему подняться над людскими законами.
В самом деле, так ли уж надо ему жениться и продолжать род, если Всеволод уверен, что никого в жизни он не сможет любить так, как свою незабываемую Настюшку.
Может ли он жениться на другой женщине, если неизвестно, жива ли его первая жена?
Погадать-то князю Прозора сможет. И ответить на все его вопросы тоже. А вот как быть ей самой? Пожалуй, впервые ей придется гадать на свою собственную жизнь. Вчера она попробовала, и что вышло? Меньше двух лет пройдет, а в её жизни появятся двое детей – мальчик и девочка, причем Прозора точно знала, что дети – не её кровь…
С чем приехал к ней Лоза? Вряд ли только князя сопроводить. Чуяла Прозора – по её душу!
Как ни привыкла она жить одна, никого не боясь, – ничего страшнее того, что с нею когда-то произошло быть не может – а понимала, если потребует муж, чтобы она к нему вернулась – люди силой приведут.
Тогда зачем было ей столько лет от него таиться? Разве вдруг опостылел он ей? Или винила его в том страшном несчастии? Нет!
Казнила себя за то, что детей в подпол угнала, как оказалось – на верную погибель? Так и у других людей дети погибли смертью куда более мучительной.
А может, просто жила вдали от всех, чтобы не напоминали ей о пережитом? "Не права ты, Софья", – говорила она себе, а переступить через себя всё не могла.
Вот тебе, и сильная женщина Прозора! Что же это получается: чужую беду руками разведу, а своей ума не найду?
Да и думать уже некогда было. Всадники спешились и шли гурьбой к её избе. Ничего не оставалось, как выйти им навстречу. Поклонилась гостям в пояс, позвала в избу и по решительному виду Лозы поняла, что он от своего не отступится.
– Надумал, княже, на свою жизнь погадать? – спросила она просто так, предвидя ответ.
– Сказывают, лучше тебя окрест никто не гадает.
– Вы, я вижу, торопитесь? – поинтересовалась Прозора.
– Нарочно крюк сделали, чтобы к тебе заехать, – пояснил Всеволод и кивнул на Лозу. – Везу показывать своему дворянину дареную землю. Село Холмы знаешь?
– Как не знать! Хорошее село, справное.
– Плохого не держим! – шутя покрутил усы князь.
– Выходит, праздник у тебя ноне, конюший? – внешне безразлично спросила она и с неизвестно откуда взявшейся ревностью подумала: "И молодицы в Холмах справные. Я знаю одну вдову. Так хороша, глаз не оторвать! И ребятишек рожать ещё сможет. Даниил-то хоть и седой весь, а вот плечи расправил, помолодел будто. Ещё жених хоть куда!"
– Теперь он не конюший, а владетель земли, челяди немалой. Завидный жених.
Князь лукаво подмигнул Прозоре, но она сделала вид, что подмигивания его не поняла.
– Ты, княже, хочешь, чтобы я тебе при людях гадала? – спросила она как о деле куда более важном.
– Княжеские тайны пусть будут лишь княжескими! – усмехнулся Всеволод. – У тебя, я заметил, под дубом добрая скамья. Там мои люди и подождут.
Все, сопровождавшие князя, вышли во двор. Лоза себя ничем при других не выдал. Даже в сторону знахарки не поглядел. Что же это делается?!
Она решила пока ни о чем таком не думать, чтобы ненароком гаданию не помешать…
В избе стоял полумрак. Оконце, затянутое бычьим пузырем, делало призрачным свет народившегося дня, и потому окружающее казалось князю таинственным и даже зловещим.
Прозора зажгла три церковные свечки и поставила между ними кувшин с водой. За кувшином примостила зеркало. Наказала:
– Думай о той, кого увидеть хочешь.
Всеволод сидел, вглядываясь в блики свечей на поверхности воды. Вначале видел лишь странные темные тени, мелькавшие в темном зеркале. Князь напрягал глаза и вопрошал неслышно:
– Где ты, Настюшка, где ты?
Хотел видеть – и увидел.
Анастасия, его жена, стояла посреди… юрты, догадался он, и улыбалась кому-то. Через открытый полог скользили солнечные лучи, будто нарочно для Всеволода высвечивая стены юрты, пока один луч не упал на маленькую резную колыбельку. Анастасия была одета в сарафан, прежде им не виденный, расшитый жемчугом и золотыми нитями. Она чуть повернулась, и под сарафаном обозначился большой живот.
Теперь Всеволод увидел и того, кому она улыбалась. Этот мужчина подошел к ней и по-хозяйски положил руку на её живот.
Татарин или монгол – князь разглядел его вполне отчетливо – несомненно был красивым мужчиной. Одет скромно, но опрятно. Его худощавая фигура, по-кошачьи гибкая, позволяла представить мужчину сидящим на коне, а лежащая на животе Насти его рука с узкими длинными пальцами не выглядела рукой «черного» человека.
