Пункт о покупке нового участка земли был заменен на «Вся застава наша. Что хочешь, то и бери». В пункте о ремонте «Логова» появилась надпись «Теперь можно реконструировать». Рядом значилось: «Следующие подпункты недействительны», и жирный крест перечеркнул все мои а, б, в, г… Далее шли вычеркнутые мечты о паре лошадей из тяжеловозов и постройке закрытой дровницы. А ниже, через несколько строк, на листе зияли два прожога. Силясь вспомнить, что же там были за слова, я подняла взгляд к потолку. Кажется, «друг» и «любовник»…
Точно! Горькая улыбка коснулась губ. О супруге и браке я боялась мечтать, желая найти если не душевное, то хотя бы телесное утешение в мужских объятиях. Домечталась. Сноска на полях гласила: «Есть муж, пусть им одним и обходится». Напротив размашисто написано: «Согласен», и рядом с пунктом «дети» этим же почерком уверенно выведено «три мальчика, две девочки». Выходит, мой дневник побывал не только у Горного в лапах.
– Да чтоб вас всех!
– Уже собралась? – вопросил голос тростиночки из коридора, и я в раздражении отложила в сторону… тетрадь. Действительно, какой из нее теперь дневник.
Хранитель рода, облаченная в зимнюю шубку и сапоги, вошла в спальню.
– Еще не собрана, а Инваго утверждал, что ты будешь рада отбыть в «Логово».
– И с чего бы ему об этом знать? – процедила сквозь зубы. – Сам догадался или прочел?
– Ты звала Торопа и Тимку. И родителей с братом, когда было совсем плохо.
– Что ж… – Я качнула головой, отгоняя нелепые мысли о внимательности тарийца. – Хорошо, что я не звала жениха.
– Аламаса? Звала, – с непонятной интонацией ответила черноглазая красавица. – И Инваго отзывался на это имя. – Наши взгляды столкнулись: мой – возмущенно-вопросительный, и ее – умудренно-укоряющий.
– И на что он рассчитывал, притворяясь другим?
– Надеялся, что ты услышишь и захочешь вернуться хотя бы к бывшему жениху, раз не признаешь законного мужа.
– Не признаю и вряд ли решусь на это после сегодняшней шутки.
– А что он сделал? – удивилась тростиночка. Но я лишь раздраженно отмахнулась.
* * *
К моменту моего прибытия в «Логове» было на удивление спокойно, а еще чисто. Обломки со двора убраны, на месте сеновала красовался на скорую руку сбитый навес, под ним вольготно расположились Мартина и кони Торопа и Тимки. Харчевня все так же стояла без угла, ее все так же прикрывал магический полог, а его от любопытных взглядов скрывала идеально сложенная стена из поленьев. Вместо забора высился внушительных размеров снежный заслон, а на месте ворот имелись два наспех сколоченных щита из необработанных досок.
– Они хоть открываются? – спросила с тревогой.
– Падают, когда кто-нибудь звонит в колокол. – Тростиночка похлопала меня по плечу и улыбнулась. – Не волнуйся, это временно.
– То есть со временем станет еще хуже?
– Лучше. Мы все отстроим по высшему разряду, как в усадьбе рода Дори. Я видел, как ты все там осматривала, выспрашивала и проверяла на прочность вначале стены, затем слуг.
– Что-то не припомню такого. Я к слугам и близко не подходила, тем более не щупала их и не простукивала, как стены.
– Да ну?! – развеселилась тростиночка, грациозным движением поправила шубку на плечах и лукаво поинтересовалась: – А кто расспрашивал Пышку Суфи о желании увидеть горы? Кто сказал, что дворецкому срочно нужно поправить здоровье в хвойном лесу дальней заставы? Кто через свекровушку подсказал управляющему отдохнуть на берегу Северного залива?
Смущенно опустила взгляд. Я же просто так расспрашивала, без задней мысли. Почти.
– Что, молчишь? А впрочем, правильно, тебе есть чего стыдиться. Не успела в столицу приехать, а уже попыталась всех переманить. Удивлен, как ты к садовнику не подошла с вопросом о переезде, ты же его садом восторгалась два часа.
– Подошла, – ответила тихо. – Но он быстро меня раскусил и сказал, что не уедет. У него дочка первенца родила, и ближайшие годы он хотел бы провести рядом с внуком.
– Коварная, но милосердная! – Усмешка тростиночки была демонической. – А ведь могла не спрашивать. Супруга главы рода вправе распоряжаться слугами как ей заблагорассудится.
– И даже увезти из родных краев?
– Таковы законы Тарии, – повела плечом красавица, подхватила меня под локоток и повела к харчевне. – Также согласно им ты должна беспрекословно слушаться мужа и выполнять все его требования.
– Например? – едва успокоившаяся, я с новой силой ощутила себя загнанной в ловушку.
– Например, отдохнуть. – Меня провели через весь двор, открыли дверь и подтолкнули в тепло прихожей. – Полежать, почитать книги, вышивкой заняться и ни в коем случае, ни при каких обстоятельствах не браться за ремонт.
– Это еще почему? – Холодок скользнул вдоль спины, заставив сжать зубы. – Неужели новый хозяин «Логова» боится, что я выберу не те ткани?
– Опасается, что, сунувшись к магическому пологу, ты нарушишь связь и окажешься под завалами.
– И чем плохо? Место для переправки обозов и посылок он уже получил, в родной дом вернулся, имя свое честное защитил…
– А как же трое сыновей, двое дочерей и десяток внуков?
– Что?
– Ты учти, ему это еще в раннем детстве нагадали, да так, что он поверил. Поэтому пока своего не получит, он тебя не отпустит. – И, не дав мне напомнить о давешнем обряде, демон заявил: – Гилт и Асд уже отбыли, Тороп занят Гаммирой, поэтому за тобой присмотрит Зои.
– Оставь ребенка, у нее каникулы.
– В таком случае надзирателем станет Бузя, – решил он и девичьим голоском возвестил на всю харчевню: – Я ее вернула. Забирайте!
Щелчок пальцев, хлопок двери, и я осталась тет-а-тет с тишиной и раздражением, нарастающим из-за непонимания происходящего.
Именно поэтому спустившаяся по лестнице Гаммира получила тяжелый взгляд и молчание на вопрос о Таллике, Тороп удостоился кивка вместо приветствия, а малышня – строгого указания не шуметь в ближайшие часы. Покорные моей воле, они собрались и наперегонки убежали во двор. Проклиная все и вся, я поднялась к себе, выбрала новую тетрадь для дневника, села на подоконник и… не смогла написать ни слова. Долго смотрела на белый лист, на дрожащее в моей руке перо, но так и не угомонила внутреннее возмущение. К чему писать, если все будет прочтено? А местами еще и выжжено, вычеркнуто?
– Ни к чему, – прошептала твердо и отложила обвинительное и отчасти плаксивое словоизлияние до поры до времени. А именно до встречи с обидчиками. – Уж им-то я все-все без утайки выскажу и не подумаю смутиться.
Придя к этому решению, я сбросила богатый наряд, облачилась в едва ли не последний любимый жилет, рубашку, штаны и пояс с иглами. Присела, чтобы обуться, и чуть не шарахнулась в сторону, когда ко мне из-под кровати выскочило нечто стремительное, большое, черное, звенящее сталью. Ткнулось носом в руку, проскочило между ног и вспрыгнуло на подоконник, чтобы с тоской взглянуть на играющих во дворе Зои и Тимку.
