– Боже мой, какое чудо! Где вы взяли её?
– Один из моих коллег доставил её вчера вечером, но я не хотел волновать тебя перед сном. – Готье щёлкнул пальцами, и канарейка коротко защебетала. – Тебе нравится?
– О, конечно, она прелестна! Вы принесли её для меня?
– Считай, что это мой способ загладить свою вину, – сказал он. – Здесь бывает весьма скучно, а она может петь с тобой дуэтом, если захочешь её обучить.
– Спасибо, сэр, но вам не за что извиняться, – кротко ответила я, рассматривая свой подарок. – Разве мы не обговорили это?
– Всё понять – всё простить! – произнёс он, смеясь. – Какое счастье, иметь данное благословение и быть способным на столь редкое в наше время всепрощение. Хотелось бы мне, чтобы и этот твой дар распространялся на меня.
Наши взгляды снова встретились, и я почувствовала, как мои пальцы начало непривычно покалывать. Его рука почти касалась моей обнажённой ноги, и я больше всего хотела узнать, что бы я ощутила, если б он коснулся меня там…
Канарейка защебетала снова, на этот раз протяжно и долго, и она была единственной из нас, кому нечего было скрывать, и кто имел возможность говорить без боязни последствий.
– Не могли бы вы позвать сюда Анаис? – спросила я, натягивая на себя одеяло. – Мне нужно умыться и привести себя в порядок.
Он странно посмотрел на меня, будто выискивая что-то на моём лице; его пристальный взгляд смущал сильнее любых прикосновений. Но когда он вдруг резко поднялся, так неожиданно, что даже канарейка встрепенулась на своей жёрдочке, я растерялась, а он по-хозяйски откинул одеяло в сторону и поднял меня на руки. Невероятный контраст тепла моей кожи и его прохладных рук едва не заставил меня застонать. И трудно было представить, что бы случилось, будь я полностью обнажена.
Он прошёл в светлую ванную комнату, где уже горели две лампы, осторожно усадил меня на высокий табурет и ласково произнёс:
– Вот теперь можно послать за горничной.
– Вы уже уходите? – вопрос сорвался с моих уст прежде, чем я успела подумать.
Он пожал плечами и насмешливо, будто с безразличием, ответил:
– Боюсь, если я останусь, то водные процедуры затянутся на всё утро.
Меня привела в восторг его бесхитростная улыбка, и я засмеялась, глядя на него снизу вверх.
– Возможно, я была бы не так уж и против, – произнесла я тихо, в надежде, что он не услышит.
– Тогда я не заставлю тебя долго ждать.
Джейсон ласково коснулся моей пылающей щеки, затем, уже уходя, одарил настолько многообещающей улыбкой, что мне пришлось вцепиться пальцами в табурет, лишь бы не выдать своих чувств. А те чувства, спавшие во мне до того дня, медленно пробуждались, и я ощущала, как близился момент, когда я смогла бы выпустить их на волю. Я терпеливо ждала, зная, что буду вознаграждена.
***
Было воскресенье, и Лейстон-Холл подвергся настоящей стихийной напасти: ветер за окнами завывал с отчаянием и громким, периодичным свистом, дождь усилился, и теперь беспощадно прижимал к земле наши красивые цветы в саду.
Оставив в библиотеке недочитанный роман, я заперла дверь и поспешила вернуться в спальню, но, проходя мимо комнаты мужа, услышала глухой удар и вошла, забыв постучаться.
Супруг стоял на стуле и пытался положить что-то тяжёлое на самый верх большого платяного шкафа.
– У вас всё в порядке? – спросила я, подойдя ближе, и он обернулся.
– Да, вполне, милая. Правда вот не удержал парочку листов со старыми планами.
– Я могу помочь!
Я подала ему упавшие на пол планы, начерченные на огромных, свёрнутых трубами белых листах, и отошла, чтобы Джейсон спустился. Он был босой, в коротких узких бриджах и распахнутой рубашке, немного растрёпанный и совершенно расслабленный.
– А вы кажетесь совсем другим, когда вы не в костюме, – произнесла я бездумно, разглядывая его. – Немного странно видеть вас таким.
– Отсутствие одежды вообще может многое изменить в человеке, – он лукаво подмигнул и встал передо мной, заслонив своей широкой спиной весь свет от ламп.
– И как же там, с электричеством? Вы не разобрались, в чём проблема?
– Переждём ливень, а завтра я позову своего помощника, и мы вместе…
Он вдруг замолчал, и, проследив за его взглядом, я поняла, что он смотрит на моё обнажённое плечо, свободное от ворота сорочки. Наше обоюдное молчание превратилось в напряжённое ожидание чего-то очень желаемого, но страшного, и я не знала, кому из нас было страшнее.
Сглотнув и закрыв на мгновение глаза, я сделала шаг к нему, и теперь находилась так близко, что не могла не почувствовать жар его кожи. Мне захотелось коснуться его, совсем ненадолго, просто ощутить пальцами; я протянула дрожащую руку к его груди и положила ладонь в вырез рубашки. Его сердце билось часто-часто, но едва ли быстрее, чем моё. И когда мои пальцы коснулись впадинки его шеи, он дёрнулся, шумно вздохнув, затем вдруг наклонился и поцеловал меня.
Его вмиг потеплевшие ладони легли мне на шею, а влажный, горячий язык раскрыл губы, и я впустила его, немного растерявшись. Но он был недостаточно тороплив, а терпеливо направлял меня, обучая и награждая за послушание; я оказалась прижатой к его твёрдому телу, одной рукой он поддерживал мой затылок, другой – лихорадочно ласкал спину.
Задыхаясь, я отвечала ему, не желая уступать, с таким же неистовством, которое разжигало во мне бушующее пламя… и моё несчастное сердечко, готовое вырваться из плена мышц и костей, упало куда-то вниз, и ещё ниже… И тогда я не испугалась уже знакомого мне ощущения; ноги мои подкосились, и я обхватила шею мужа обеими руками, не прекращая целовать его.
Я не противилась, когда он принялся стягивать с меня сорочку, снял её через голову и отбросил в сторону. Снова прижался ко мне губами, но на этот раз наклонился ниже, и поцелуй пришёлся куда-то в шею. С трудом преодолевая желание и возбуждение, я попыталась помочь ему раздеться, но вдруг он сам отстранился и снял рубашку. Стоило мне опустить глаза, когда он взялся за ремень бридж, и я невольно ахнула, не в силах остановить этот глупый жест девственницы.
Джейсон смотрел на меня в упор, пока его пальцы пытались справиться с застёжкой, и он был ужасно напряжён. Я видела капельки пота на его плечах и рельефном торсе, его загорелая кожа блестела в свете ламп.
Я ожидала увидеть его обнажённым, трепетала и дрожала от одной мысли об этом, но, когда он протянул ко мне руку и позвал по имени, я не сразу поняла, чего он просил.
– Иди ко мне, Кейт, – сказал он. – Иди ко мне. Я возьму тебя здесь и сейчас.
Это прозвучало, как самый настоящий приказ, но от одного лишь звука его голоса я готова была пасть перед ним на колени. Подчиняться ему, выполнять любую его прихоть – я готова была на всё, слушая, как он произносит моё имя. И я забыла обо всём, потому что уже испытала нечто, сравнимое с экстазом, и этот красивый голос тянул меня к нему. И я погрузилась во тьму, что окружала его.
