– Видела бы ты меня на приёме у Её Величества! Это был настоящий позор! – говорил он с искренней весёлостью, снимая пальто. – Во-первых, я опоздал минут на тридцать, не меньше. Но она мне на это не указала. Во-вторых, я дрожал перед ней, как осиновый лист, и вообще имел неосторожность часто заикаться. Никогда так не волновался! К счастью, маркиз Солсбери отвлёк нас разговором. Позже он сказал мне, что я был похож на провинившегося школьника, а не на серьёзного капитана в отставке… Кейтлин?
Я попыталась изобразить улыбку, но, скорее всего, это было жалкое подобие таковой. С минуту мы смотрели друг на друга; я – со слезами на глазах, он – спокойно и с нежностью. Наконец, он подошёл ко мне, опустился рядом, взяв мои похолодевшие руки в свои, и принялся успокаивать:
– Ну что ты, Кейт? К чему теперь эти слёзы? Не нужно, не нужно плакать.
– Я думала, что ты уедешь… и мы не увидимся, – произнесла я, всхлипывая.
– Нет, твоему примеру я бы не последовал. Хорошо, забудем об этом, потому что не в моих интересах дуться.
Я согласно кивнула и, глубоко вздохнув, сказала уже спокойней:
– Ты не сердишься, что я оставила тебя?
– Нет, ни в коем случае!
– Я думала, что ты дразнишь меня долгой разлукой. И, на самом деле, я попалась. Как и всегда.
Его улыбка померкла, теперь он выглядел, скорее, опечаленным. Протянув руку, Джейсон коснулся моей щеки и погладил пальцами кожу.
– Я заслужил то, что ты заставила меня испытать. Вообще-то, я был немного удивлён, когда ты меня впустила. Это значит, что ты прощаешь меня?
И в тот момент я вдруг поняла, что никакой обиды и не было. То есть, она была, но совсем не то, о чём я предполагала. Я злилась, потому что меня лишили жизни, о которой я и понятия не имела: одиночество где-то в чужом городе, работа с такими же чужими людьми, без точной гарантии на безбедное и светлое будущее. Вместо осуществления желаний юной, дерзкой особы, я получила шанс полюбить, как страстная женщина. К тому же, я сумела исправить ошибки, совершённые людьми, которые ранили Джейсона. Если бы не его действия, я могла бы сгинуть, как женщина, и остаться такой же холодной и слепой, какой была раньше. А он остался бы несчастным до конца жизни…
– Раньше я об этом не думала, – произнесла я шёпотом.
– О чём не думала? Простить меня? – переспросил Джейсон удивлённо.
– Нет, это лишь мысли вслух.
В его глазах я видела ожидание и сдерживаемое нетерпение. В душе я испытала настоящую радость, ведь он ждал меня. Ждал так же, как и я его.
Моя ладонь скользнула в его руку, и я почувствовала знакомое тепло, как и всегда, от прикосновения к этому мужчине.
Когда я выросла, обрела ясный ум и способность здраво смотреть на окружающий мир, я пожелала стать свободной. И я стала, он помог мне в этом. Я больше не могла полагаться на то, что гордость станет моей защитой. Да и не хотела этого.
Я сама потянулась к нему, взяла его лицо в свои ладони и коснулась губами его колючей щеки. Когда его губы прижались к моим, а тёплые руки сжали плечи, я в каком-то немом изумлении подчинилась и подалась вперёд, к нему, обнимая, открываясь ему. А через несколько мгновений, когда он вдруг отстранился, я ощутила слабый, но резкий толчок своего ребёнка. Ладонь Джейсона была прижата к моему животу, и, когда наши взгляды встретились, я поняла, что он разделил со мной момент этого бесконечного родительского счастья. Мы улыбались, глядя друг на друга, и я знала, что была навеки соединена с этим мужчиной…
ЭПИЛОГ
… Если бы меня попросили описать тот день, когда родился мой сын, я бы охотно сделала это, не упуская ни одной подробности. Так уж сложилось, что солнце в то утро впервые за несколько недель явило себя, и дождя не было. Пока город готовился к празднику Весны, наш дом готовился принять нового члена семьи. Из-за продолжительных болей и соответствующих недомоганий я невольно превратилась в злую и раздражительную особу, совершенно непохожую на себя и способную только охать и хвататься за любой предмет в доме, чтобы как-то перетерпеть муки.
Я не замечала, с какими лицами вокруг меня суетились родители и сестра, даже не слышала, как утешал меня муж. И только когда всё случилось, мне сообщили, что прошло несколько часов. Несколько часов мучений, о которых я почти ничего не помнила!
– И слава Богу, дорогая! – говорила мне мать. – Тебе повезло родить такого крепыша без последствий, знаешь? Сестра твоего отца была такой же худенькой, как и ты, а вот с её беременностью всё кончилось печально…
Джейсон тогда поспешил выпроводить разнервничавшуюся матушку из спальни и закрыл за ней дверь. Он тихо опустился на край постели, где отдыхали я и маленький сероглазый человечек, который мирно спал рядом со мной и лишь иногда шевелил крохотными пальчиками во сне.
– Знаешь, почему королева тогда не послала меня в Бирму? – шёпотом спросил мой муж.
– Нет, ты ведь так и не рассказал, – ответила я так же тихо.
– Между делом я сообщил ей, что ты беременна, и я скоро стану отцом. – Он улыбнулся, глядя на сына, и хмыкнул. – Тогда она назвала меня «полным ослом» и велела быстрее возвращаться домой, к жене, которую я должен боготворить и на руках носить. Она оказалась права, я был ослом…
– Я рада, что ты так хорошо воспитан. Королевские приказы нарушать нельзя.
Сдерживая улыбку, я мысленно благодарила Господа за то, что он создал Джейсона таким, и за все его хитрости, и горячее, страстное сердце, принадлежавшее мне до конца дней. И то утро, наполненное гармонией, утопало в тишине, пока в соседней комнате не запела маленькая, жёлтая канарейка.
Глава 28. Итальянский мотив (Дополнение, часть I)
Примечание к части
Небольшое дополнение к работе: отсутствующий эпизод, события которого происходили где-то между 9-ой и 13-ой главами.
В какое отчаянное время приходится существовать женщинам, подобным мне! Если наши раздутые несоответствующим образованием и поглощёнными самостоятельно знаниями из иностранных книг амбиции так и остаются проигнорированными, мы оказываемся загнанными в угол непонимания со стороны общества, а в основном, таких важных и себе на уме мужчин. И нам приходится… мы вынуждены находить выход в неприятном супружестве (что хуже всего, неприятным оно бывает для обеих сторон) и коротать дни в одиночестве, предаваясь несбыточным мечтам о свободной и самодостаточной жизни.
Возможно, я сама нагоняла эту тягостную осеннюю тоску на себя, просиживая день ото дня в библиотеке Готье и изредка пытаясь разобраться в этой странной и скрытной персоне, своём муже. Попытки эти ограничивались короткими встречами то за завтраками или ужинами, то его собственными просьбами о моём присутствии при собрании прислуги или пересчёта продовольствия и иных складских деталей особняка. Порой я даже жалела, что дальше условностей наши разговоры никуда не приводили. Я смотрела на Джейсона, и иногда мне казалось, будто этот тёмный, строгий человек подсвечен красным, как лампы в пустующих гостевых комнатах, напоминавших мне картины из старых сборников с шедеврами художников прошлых столетий. Скрытные, таинственные и далёкие в едва различимом красноватом свечении, как будто такова их осязаемая аура.
