– Этот чертёж отличается от других, – произнесла Кейтлин задумчиво.
– Всё из-за растения. Есть легенда о том, как один древнегреческий скульптор увидел на кладбище возле одной из могил плетёную корзину, принесённую якобы в память об умершей девушке. Листья аканта так плотно и густо овили её, что созданная природой картина вдохновила скульптора на новый стиль ордера.
– Весьма поэтично. Я всегда считала творческих людей немного не от мира сего. В хорошем смысле, если ты понимаешь…
Видимо, она хотела повернуться, но, обнаружив, что оказалась почти прижата между моим телом и письменным столом, явно растерялась. То, что я сделал потом, было опять же внезапным порывом. Я нагнулся и поцеловал её в полуоткрытые губы. Вот так, просто. И выпрямился, чтобы оценить результат очередной попытки к нежности, к которой я обычно не был склонен. Потемневшие глаза смотрели на меня настороженно и опасливо, как у маленького зверька, и моя маленькая смущённая жёнушка спросила:
– Зачем ты сделал это?
– Потому что захотел, – ответил я просто.
Судя по её замешательству, она явно ожидала иного ответа. Я так и не понял до конца последствий их с синьориной Бертой празднества, мог судить лишь по блуждающему взгляду и немного вялым движениям степень её опьянения. Возможно, эдакая расхлябанность придала ей смелости или своеобразная атмосфера, которую я счёл вполне романтической.
– Полагаю, ты хочешь и чего-то большего, – прозвучали её неуверенные слова. Я улыбнулся.
Единственная свеча служила для нас крохотным источником света в этой небольшой спальне, из узких окон которой открывался вид на огни города под горой. Это была чудесная, тёплая и тёмная итальянская ночь. Я опустил занавеси и сел в мягкое кресло, расположенное напротив дубовой двуспальной кровати с высоким пологом. Кейтлин осталась на месте, с подозрением разглядывая меня.
– Сними халат, дорогая, и подойди ко мне.
Мой голос звучал, словно не от меня самого, откуда-то со стороны. Глухо и почти тревожно. И на мгновение я испугался, как бы Кейтлин не сочла это за приказ. К моему удивлению (и к радости) она без колебаний, ловко сбросила с плеч халат и, повесив его на спинку стула, приблизилась ко мне. Ночная сорочка на ней уже не напоминала мне те нелепые наряды девственницы, которые она носила раньше. Я оглядел её всю, с ног до головы, поманил пальцем и похлопал себя по ноге.
– Ты ведь не боишься меня, верно? – спросил я, когда она медленно села ко мне на колени. – Скажи, ты считаешь меня привлекательным?
– Я солгу, если отвечу отрицательно, – произнесла она с лёгкой улыбкой.
– Значит, я всё же нравлюсь тебе?
Она закивала, отводя глаза. Смутилась. А мне понравилось это. И я мысленно поблагодарил юную любовницу Эдгара за то, что она помогла моей жене расслабиться, пусть даже с помощью бренди.
– Расскажи, что тебя привлекает во мне, – попросил я и, пока Кейтлин вздыхала и пыталась подобрать слова, привлёк её к себе. – Мне было бы приятно знать, что я не настолько отвратителен, как кажется.
– Это звучит очень грубо. Никто не считает тебя отвратительным, – сказала она и вдруг приложила горячую ладонь к моей груди, чуть выше того места, где находится сердце. – Я слышала, как женщины в доме синьора Васко перешёптывались… и говорили, что ты безумно красив.
– Вот как!
Я искренне засмеялся, потому что, клянусь Богом, не замечал подобного. В любом случае, я не понял бы и половины из их речей, так что они могли обсуждать меня, сколько вздумается.
– И твой голос… Когда ты говоришь, они замолкают и ловят каждое твоё слово. Женщины опускают глаза и заливаются краской, а джентльмены с неподдельной гордостью ведут с тобой беседы, – её ладонь медленно двигалась по моей груди то выше, то ниже, и я чертовски напрягся и даже сжал в руке краешек её ночного одеяния. – Такого внимания, разве что только королева добилась… или я плохо знаю людей.
Кейтлин улыбнулась, но у меня более не хватало сил на шутки. Моё терпение было на исходе. На смену этой показной юношеской романтике пришло другое, более мощное желание, из-за которого сердце начинало бешено колотиться, дыхание сбивалось, а тянущая боль в паху оказывалась просто невыносимой. Борясь с желанием взять и просто задрать ей юбку, я забылся в собственной обжигающей страсти и прослушал, что она прошептала.
– Что, моя дорогая?
– Я хотела сказать, что недавно у меня шла кровь, – повторила она без тени смущения; я кивнул, но в тот момент мне было глубоко наплевать на наследников. – Мне очень жаль, может быть, в следующий раз…
– Поцелуй меня! – выдохнул я и сам прижался к ней, впился в эти губы, как безумец, желающий утолить жажду.
Не помню, когда мои движения вдруг стали столь грубыми и жадными, но той ночью я забыл всё. Я, наконец, получил то, к чему стремился три с лишним года, и наша первая ночь в гостинице была всего лишь прелюдией, когда мы оба были неуверенными и неопытными. Я вдруг открыл в себе настоящее, искреннее желание владеть женщиной, которую действительно любил. Раньше я и подумать не мог, что похоть и любовь способны создать подобные ощущения. Никогда прежде я не чувствовал себя более живым. Я, скорее, очнулся после летаргического сна и теперь жаждал в полной мере познать то, чего был лишён.
Кое-как я распутал пряди её волос, вытащил шпильки и швырнул их куда-то на пол; сжал Кейтлин в своих руках, заставил опереться на мои плечи, и, когда она оказалась на моих бёдрах, согнув ноги, прижался пахом к её животу.
– А знаешь, что мне нравится в тебе? – шептал я между поцелуями; левой рукой я поддерживал её голову, лаская шею, другой сжимал ягодицы, задрав сорочку как можно выше. – Ласкать тебя… чувствовать, какая ты горячая и мягкая… Слышать, как тяжело ты дышишь. Целовать тебя… здесь и здесь.
Она выгнулась и едва слышно застонала, когда я прижался губами к её шее. Одежда всё ещё мешала мне почувствовать её всю, на меня напало какое-то остервенение, и я буквально содрал эту ненавистную сорочку. Подтянул её повыше, чтобы дотянуться до груди, и целовал и сосал её грудь, пока Кейтлин не вскрикнула, и её не затрясло в экстазе. Её тело напряглось, и лишь на несколько секунд я отвлёкся и посмотрел ей в лицо. Какой невероятно красивой может быть женщина в моменты страсти!
Я с трудом заставил себя оторваться от неё, быстро расстегнул ремень и спустил брюки к коленям. Кейтлин сама обняла меня, прижавшись ко мне грудью. Закрыв глаза, я поцеловал её обнажённое плечо, держа над собой за бёдра, и как можно медленней опустил на свой член. Наверное, я потерял от страсти голову, выжил из ума, как говорят. Когда я услышал её вздох – чувственный, экстатический вздох – то непроизвольно вонзил зубы в тонкую кожу на шее. Я начал двигаться, как сумасшедший. Рычал и стонал от напряжения. Мои руки дрожали, но я так и не отпустил её. Мысль о том, что, возможно, на этой гладкой, атласной коже останутся синяки, мелькнула в моей голове и тут же испарилась.
