В детстве Су’Никару казалось, что за этим фасадом скрывается некий волшебный мир, полный восхитительных открытий (родственников-черных, способных прочистить малолетке мозги, у него не было). На самом же деле размер букв и цвет отделки были прописаны в отдельной главе Уложения, и мастера старательно воспроизводили их раз за разом, не вкладывая в свою работу особого смысла. Хвала Императору, что рацион учеников там тоже был записан!
Позже Су’Никар недоумевал: зачем придавать привлекательный вид тому, что официально считается результатом порчи человеческой природы? Приемлемого ответа на этот вопрос Уложение не давало, поэтому в душе Су’Никара навсегда поселилась тень некоего сомнения. Эта тень заставила его мягко уклониться от общего сбора, на котором выкликали имена тех, кто отправится на дальний юг – то были еще одни «ворота к счастью», и изгоняющий им оправданно не доверял. Правда, размеры некоторых гостей, увиденных на побережье, заставляли Су’Никара подозревать, что он сглупил. Ну да ладно! Чтобы черный испугался?
Казарма встретила их тишиной и пустотой, только двое печатных что-то неутомимо скребли и чистили. Су’Никар первым делом прошел на кухню (с холодными печами, зато надраенную до блеска) и обнаружил, что в кладовой остались лишь самые непритязательные продукты – мука и немного солонины. Этим вечером голодные ученики сметут все, что ни окажется на столе, а завтра зададут закономерный вопрос: «Где положенные по Уложению пайки?» Отсутствие того, что они уже мысленно назвали своим, делает черных чрезвычайно раздражительными.
Наверное, Ана’Рассе навестили похожие мысли, потому что после ужина он строго-настрого запретил изгоняющим покидать здание и ушел, а уже в самых сумерках вернулся, ведя за собой тройку нагруженных провизией печатных. Пока воодушевленные ученики затаскивали продукты на кухню, лидер отряда отозвал Су’Никара в сторону:
– Харчи не экономь, за сегодня и завтра постарайся привести своих в форму. Придется поработать!
– Зачем? – попытался упереться Су’Никар.
– Ты есть хочешь? – в упор спросил чиновник. – А до дома ехать в седле? Тогда благодари предков, что местные изгоняющие зашиваются! Твоим придется попотеть, зато до самых порогов доплывем с комфортом.
– Так если у них есть пастыри…
– …то это ничего не меняет. Сам знаешь: чтобы задействовать клятвы подчинения, нужно приблизиться к человеку с амулетом Уложения в руках. Местные меня за одну такую попытку убьют – я даже с секретарем в канцелярии разговаривал только через курьера. Телохранители у него, тля! Понанимали каких-то диких уродов, оружие им роздали, Уложения не боятся. Хорошо еще, что с Наместником ссориться не хотят…
Значит, Суроби-хуссо уже затронули происходящие изменения, и дело тут не в цвете одежд: город переставал быть императорским, власти начинали сами решать, какая часть Уложения им подходит, а какая – нет. Тем больше поводов быстрее уехать! Су’Никар подумал и своей волей разрешил подчиненным разорить склад при Школе, взяв все, что можно хоть как-то применить.
И наступил краткий миг блаженства: сытые изгоняющие грелись около растопленного печатными очага, изголодавшиеся лошади отяжелели от овса, одежда снова была чистой и новой, ни от кого не пахло. За витражными окнами сиял огнями город, доносились звуки автомобильных гудков и трамвайных трелей. Закроешь глаза, и можно представить, что ничего вокруг не изменилось… Но если так, то в казарме должно было проживать шестеро изгоняющих и трое пастырей – постоянный гарнизон, да и Ана’Рассе не упустил бы возможности заночевать в гостинице. У местных можно было бы узнать новости, раздобыть самогон… Ничего не значащие мелочи превратили бы Су’Никара из опасного чужака в гостя Суроби-хуссо, если и не заботящегося о благе города, то хотя бы не воспринимающего его как поле боя. Без всего этого отряд изгоняющих вел себя словно банда, по случаю захватившая пустующий дом. Ана’Рассе пресекал попытки что-то ломать и портить, но ощущение, что имущество Школы отдано им на разграбление, Су’Никара не оставляло.
На рассвете третьего дня Ана’Рассе поднял ворчащую свору черных на ноги и погнал сразу к причалам, грузиться на баржу. Чиновник нервничал и постоянно оглядывался, а Су’Никар отчаянно зевал – короткой передышки хватило для того, чтобы расслабиться, но не для того, чтобы отдохнуть, настроение было мерзким, желание решать проблемы горожан отсутствовало напрочь.
Долгожданной баржей оказалась крохотная неухоженная посудина, долгое время простоявшая полузатопленной (полоска облупленной краски тянулась через корпус наискосок). Каким волшебством ее заставили двигаться и долго ли она пробудет самоходной, этого Су’Никар сказать не мог – паровая машина отчаянно гремела и тряслась, чад из проржавевшей трубы клубами опускался на пристань, то и дело превращая день в ночь.
Убедившись, что лошадей устроили подобающим образом, лидер собрал отряд для раздачи ценных указаний:
– Уговор такой: разрешение на отплытие дадут только после выполнения работы (весь экипаж – печатные, они без команды пальцем не пошевелят). Пастырь будет ждать вас на месте, место покажет он. – Чиновник указал пальцем на человека в форме городской стражи, топчущегося на берегу. – Зачистить придется четыре стандартных пакгауза, по Уложению, пятерых изгоняющих для этого достаточно. С’Анишу останется со мной вещи караулить. И поосторожней там! Ничего из рук у горожан не брать, к чужому имуществу не прикасаться. А ты – учеников далеко не отпускай.
Но Су’Никар последнюю фразу пропустил мимо ушей. В самом деле, что может случиться с учениками?
Изгоняющие взвалили на себя мешки с рабочим инструментом (опытный колдун чужим амулетам не доверяет) и зашагали вслед за провожатым, сдержанно матеря экономных горожан, не удосужившихся прислать за ними хотя бы пролетку. Су’Никар шел размеренно, в том темпе, который мог поддерживать целый день, и уделял равное внимание сгрудившимся вдоль набережной лачугам и пустой на всем видимом протяжении реке. Контраст с прежним бурлением жизни был поразительный, и изгоняющий заподозрил, что Император не только тракты распорядился закрыть, но и речной флот с Тималао увел (хотя зачем на юге баржи, неспособные выходить в море, – непонятно).
Дорога виляла, стражник на все вопросы отмалчивался, но Су’Никар уже догадался, какая работа их ждет: склады императорских поставщиков – четыре пакгауза с собственным причалом, возведенные с размахом, без экономии на ширине пожарных проездов или качестве материалов. Других достойных объектов в этой части берега не было, а мелкие сараи частников в случае заражения полагалось сжигать целиком.
Он угадал.
Бывшая императорская собственность выглядела жалко. Раньше – образцово-добротные, сейчас строения стояли с облупленной, изгвазданной бурыми пятнами штукатуркой, сорванными ставнями, продырявленными крышами. Ветер бросил в лицо удушливый смрад, хорошо знакомый изгоняющему по странствиям, – смесь запахов дерьма и стухшей крови, любимый аромат смерти. Су’Никар внезапно понял, куда делись печатные из бараков: городские власти не стали жечь набитые невывезенными ценностями склады или рисковать одаренными, для того чтобы снять с пакгаузов магическую защиту. Ненужные больше грузчики, докеры и носильщики вручную сбивали печати со стен и ворот, разряжая на себя охранные амулеты. Когда дело было сделано, оставшиеся в живых похоронили мертвых, город избавился от нахлебников и получил хранящиеся в пакгаузах товары практически неповрежденными. Если бы не нежити, заселившие помещения в отсутствие людей, настроения властей ничто бы не омрачало.
