Пиас стал ругаться еще громче.
– Это я извращенец? А кто смотрел на меня, пока я был в душе? – Он холодными глазами заглянул под кровать. – Вылезай оттуда! Ты ведешь себя как ребенок.
– Я защищаю тебя, идиот!
– Но меня не нужно защищать.
– От меня надо. Кроме того, я не смотрела на тебя в душе!
– А что ты тогда делала?
Я прикусила губу.
– Я только хотела посмотреть, кто так красиво поет. Но если бы я сразу знала, что это ты, я бы с криками убежала прочь.
– Ничего подобного, – высокомерно фыркнул Пиас. – Ты пялилась на меня, как овца!
– Ничего подобного.
– Ты так и продолжишь там сидеть или все-таки вылезешь оттуда?
– Не вылезу. Я сделаю это лишь тогда, когда удостоверюсь в том, что ты не сойдешь с ума, – запищала я.
Он вздохнул:
– Я не сойду с ума.
– Еще как сойдешь! Как и все остальные.
– На меня это не действует.
– Да что ты, и почему же?
Он заскрипел зубами.
– Во-первых, потому, что я твоя чертова вторая половина. Я и не знаю, за что небеса меня так наказали! А во-вторых, потому, что у меня нет души.
– У тебя… у тебя… – заикалась я. – Что?
– У меня нет души, – терпеливо повторил Пиас и постучал пальцами по каркасу кровати. – Теперь ты вылезешь?
– Это… это та дыра в тебе? – неуверенно спросила я. – Каждый раз, когда я смотрю в твои глаза, мне кажется, будто там ничего нет.
– Там действительно ничего нет, – подтвердил Пиас с почти скучающим видом. – Зевс проклял меня перед тем, как бросить в Тартар.
– Это то, что ты искал в Аваддоне? Когда мы встретились впервые?
– Да.
– И нашел?
– Нет.
– Ой!
– Именно.
– М-м-м…
– Теперь ты выйдешь?
– Возможно, но тебе надо отвернуться.
– И, черт побери, почему? – взорвался Пиас. Его голова покраснела от гнева. Он выглядел даже немного мило.
– Потому что я голая!
Пиас фыркнул, схватившись за край кровати, и бросил ее вместе с матрасом и подушками прямо в стену. Я завизжала, вскочила на ноги, но руки Пиаса уже схватили меня, прижимая к его жесткой груди.
– Отпусти меня! – пиналась я.
– Чтобы ты потом бегала где-нибудь без головы? Забудь об этом, девочка, ты будешь находиться там, где я могу за тобой присматривать. – Он снова потащил меня к стене, а затем надел на меня цепи. На его лице и мускул не дрогнул. – Ты остаешься здесь.
– Но я практически голая.
– Отлично!
– Дай мне какую-нибудь одежду.
– Нет!
– Но я… – Моя нижняя губа дрогнула.
Я подтянула к себе ноги в защитной позе. Девочка внутри меня, которая всю жизнь прятала себя за вещами и солнечными очками, теперь сгорала от стыда, ловя на себе взгляд Пиаса. Я не знала, что мне делать с информацией о том, что он может на меня смотреть. Стыд стал моей неотъемлемой частью, и для меня выдерживать его взгляд было непосильной задачей. Но богиня во мне хотела иного. Она хотела мурлыкать и прижиматься к нему, чтобы снова увидеть это голодное выражение в его глазах. Я с трудом пыталась уравновесить две свои стороны, отвесила пощечину истеричной девочке и вылила ведро воды на голову богине. И все же я чувствовала себя не в своей тарелке. Мне было стыдно.
– Пожалуйста, – снова прошептала я.
Пиас стоял передо мной, тяжело дыша. Его челюсти сжались.
– Нет!
– Почему нет?
– Потому что сейчас необходимо, чтобы ты преодолела свои комплексы. Бог знает, откуда они вообще у тебя взялись. Ты – самое красивое существо из всех, кого я когда-либо видел. Ты богиня. И ты должна быть сильной, если хочешь править вместе со мной. Это не сработает, если ты будешь вести себя как избалованная девочка. Поэтому нет, я не дам тебе никакой одежды. Получишь ее только тогда, когда перестанешь краснеть.
– Что… править? И чем же? Сумасшедшим домом?
Он раздраженно закатил глаза:
– Там ты отлично вольешься в коллектив!
– Я тебя ненавижу! – выдавила я сквозь стиснутые зубы. Мне казалось или мне действительно нравилось это говорить?
Челюсти Пиаса снова сжались.
– Отлично, – холодно ответил он, а затем покинул комнату. Он просто оставил меня одну в своей спальне.
Кровать была наполовину сломанной, а передо мной в другом конце комнаты находилась стеклянная стена, через которую можно было видеть этот странный темный город. Где я была? И где остался Брейв? Беспокойство о нем не покидало мою голову. Еще некоторое время я просто смотрела в окно в ужасе от того, как моя жизнь изменилась за последнее время. Я стала совсем другим человеком и чувствовала магию в себе, покалывание на коже. Богиня хотела вырваться из меня, расправить крылья и насладиться вкусом бессмертия. Но какой ценой? Буду ли я сама собой или же потеряюсь в бездне этого необузданного существа?
Бладклоу на моем животе дернулся. Он был огромной черной татуировкой на моем теле. Его голова лежала на моей груди, а глаза вопросительно смотрели на меня.
– Все в порядке, – прошептала я, мягко улыбаясь. – Со мной все хорошо.
Пес запыхтел, успокоившись. Не знаю, как долго я сидела голая на ковре и перебирала мысли в своей голове, но через какое-то время дверь снова открылась. Пиас прислонился к дверному косяку. Он переоделся. Теперь на нем были темные джинсы и черная майка, обтягивающая его четко очерченные мышцы. Я тяжело сглотнула.
– Как ты себя чувствуешь? – спросил он.
– Лучше всех, – ответила я, громко звеня цепями на своих запястьях.
Молодой бог скрестил руки на груди:
– Что еще расскажешь? Как ощущения? Может, у тебя голова болит или еще какие симптомы последних недель наблюдаются?
– Для меня эти симптомы уже не новость, – раздраженно ответила я.
Пиас с ничего не выражающим лицом уставился на меня.
– А ты любишь усложнять себе жизнь, не так ли? – зарычал он.
Я скорчила гримасу:
– Тебе бы я ее усложнила.
– Ты еще ешь? – спросил он.
– Нет… да… не совсем.
Он кивнул:
– Тебя осмотрит доктор. После этого ты пойдешь мыться и выпьешь немного амброзии. Ты совсем побледнела.
– Ты мне теперь приказывать будешь, что делать, а что не делать?
– Тебе больше нравится сидеть здесь?
