Кто-то!
Ох, зря я вообще помянула его фамилию всуе. Пусть в мыслях, но все равно зря. Как показывает жизнь, правило «вспомнишь заразу — появится сразу» работает безотказно!
И что может забыть глава юридического отдела в переводческом? Сколько шансов, что он пришел не ко мне? Эй, ну хоть кто-нибудь поставит на то, что ему от меня ничего не нужно? Ну, хоть одну ставочку! Должна же я верить в лучшее…
Тщетно.
Когда я разворачиваюсь к Ветрову — он стоит и смотрит на меня. Даже не смотрит — дырку на моем месте пытается высверлить. Сквозную.
Алиса смотрит на него, и боже, чуть слюной на пол не капает. Так и хочется сказать: «Ну, хватит этим соблазняться, детка, не все то золото, что блестит!»
Этому вот персонажу даже платиновое напыление на ролексах не поможет. Хотя, пирожок со стороны, конечно, такой дорогой, и даже кажется вкусненьким… А на вкус… Ну не шоколад, да. Хоть начинка и коричневенькая.
— Пойдем, покурим, — вопреки своему выражению лица Яр обращается ко мне спокойно и дергает головой в сторону стеклянной двери, которую придерживает рукой.
Деликатнее поболтать меня еще никто не предлагал.
— Я не хочу, — отбиваюсь я. Но — не очень уверенно. Потому что, если честно, я не очень понимаю, чего он от меня хочет. По тому лишь разговору, что произошел у нас вчера — так сразу и не скажешь, что ему надо.
Снова наорать на меня, что я не сказала ему про Маруську?
Снова потребовать от меня, чтобы я немедленно уволилась из Рафарма?
— Хочешь, — эту подачу Ветров сопровождает настолько убийственным взглядом, что будь я чуть чувствительней — упала бы на пол, истекая кровью, — ты очень хочешь покурить. Прямо сейчас умрешь, если не покуришь.
— Это угроза, Ярослав Олегович? — со сладкой улыбочкой «отличницы с юридического» интересуюсь я. Привычку везде и во всем видеть статью не отшибешь даже двадцатью годами без практики. Ну и… Ну и не зря же у меня диплом на полочке пыль собирает, да?
У меня по-прежнему пригорает, да, хотя, казалось бы, тысячу раз уже могла бы забыть!
— Ну что ты, это беспокойство о твоей жизни, Виктория, — ой, как нежно он улыбается. Ой, да, верю-верю. Хотя нет. Я помню, с каким гадом имею дело.
Пару секунд мы с Ветровым выпускаем друг из друга кровь, только скрестившись взглядами. Только потом я понимаю — девчонки в кабинете таращатся на меня. Все втроем. И еще двое людей в коридоре залипают на эту дивную беседу.
И Николай, стоящий в холле у стола Анджелы Самохиной — тоже. Стоит и явно пытается понять, что тут у нас происходит.
Судя по всему — сценка представляется им настолько непривычная, что глаз на нее с каждой минутой устремляется все больше. Ветров тут за небожителя считается, не иначе.
Блин, вот честно вам говорю — может, стеклянные стены и супер-стильно, но в плане защиты личной жизни — совершенный отстой.
Так, ладно, курить — так курить. Дальше развлекать мой отдел в мои планы не входит. Не то чтобы я не уважала профессию клоуна, но все-таки — стать им не было мечтой всей моей жизни.
Я выбираюсь из кресла. Яр же позволяет себе нацепить на губы одобрительную ухмылочку. Прям всем выражением лица говорит: «Молодец, хорошая девочка».
Господи, так бы и дала по этой наглой морде… Тоже мне, хозяин жизни.
Ненавижу, когда у него получается получать то, что ему нужно. Ненавижу и сама участвовать в процессе получения Ветровым желаемого.
Ненавижу и за то, что когда-то я тоже была вот такой же целью. Тем, что он захотел и получил в результате.
И вышвырнул, как только наигрался.
Пока душа ядовито сплевывает от этого зашкаливающего раздражения, я блокирую свой компьютер и собираю со стола листы исходника для перевода, чтобы убрать их в сейф — да, тут такие порядки, даже если покурить отходишь. Секретность несусветная, даже если инструкцию от простого кардиографа переводишь.
Но, увы — пока я не прошла испытательный срок, код от сейфа мне знать не полагается.
— Алиса, открой, пожалуйста, — тихо прошу я своего куратора, и она — приходит в себя из этого ступора, когда «ничего не понимаю, но ужасно интересно». Выражение лица, впрочем, остается все таким же заинтересованным.
Чувствую — когда приду, будет мне допрос с пристрастием, по всем правилам пыточного дела.
Я иду за Ветровым. Чувствую на себе взгляды моих упрямых зрителей. Жаль, цветов диве сцены никто не кинет.
— Я покурить, — предупреждаю Анджелу Леонидовну, и она подторможено кивает, бросая взгляд на часы. Просто фанатик хронометража… Даже офигев от внимания к ничтожному переводчику целого главы юротдела, она бдит!
— Ярослав Олегович, может, я вам помогу, — все-таки не удерживается Николай, наблюдающий всю эту сцену с недоверчиво-непонимающим лицом. Кажется, меня пытаются спасти? Нет, я бы не отказалась, но, увы, некоторые вопросы лучше меня никто не разрешит.
Яр же только оборачивается, и его брови взлетают выше, являя миру выражение лица «небеса удивляются». Как меня тошнит от этого высокомерия — кто б знал…
— Я сомневаюсь, Николай Андреевич, что вы мне поможете, — холодно откликается Ветров, выкрутив тональность вежливого хамства на максимум, — с моей бывшей женой вопросы, касающегося нашего с ней ребенка, я могу решить самостоятельно.
У Анджелы отвисает челюсть. У Николая… В общем-то тоже.
Кажется, я знаю, кто будет главным героем свежих офисных сплетен…
Твою ж мать, Ветров… Вот менее подходящего момента для того, чтобы «сорвать маски», ты не мог выбрать, да?
13. Желаемое и получаемое
Наблюдать за ошалевшим лицом Ольшанского — бесценно.
Да, да, выкуси, Ник, если хочешь за мной донашивать — всегда пожалуйста. Ты ведь не хочешь?
Мимоходом задеваю взглядом лицо Титовой, наблюдаю на нем такое выражение лица, будто её сейчас стошнит.
А потом меня догоняет осознание.
Черт…
Я ведь реально сказал это вслух… Как пацан сопливый, которому ужасно хочется очертить, что вот этой вот отличнице я ношу портфель. Носил…
Ох, Ольшанский, вот зачем вообще ты рот открыл? Вот не полез бы на защиту своей подчиненной — мне и не пришлось бы обозначать, что эта территория — моя.
Была!
С Викторией Титовой — все уже в прошлом. В настоящем у меня другое все. Другая женщина, другая ситуация, другие цели…
И почему этот факт мне приходится раз за разом напоминать самому себе? Давно пора уже вырубить это глубокими буквами на гранитной глыбе сознания и вышвырнуть из мыслей все это, лишнее, что так и рвется наружу. Когда она близко…
